Ведьма Дивнозёрья. Алан Чароит

ведьме.

      – А чо такова? – Гриня поднялся во весь свой могучий рост, и Тайка прыснула в кулак.

      Соломенные Гринины патлы были убраны под бандану, широченные плечи смотрелись еще шире в новенькой косухе, а из кармана кожаных штанов чуть ли не до колена свисала цепь. На футболке скалился точно такой же череп, как у той девушки.

      – Красавчик, – Тайка улыбнулась. – А мотоцикл где?

      – Там, в кустах стоит, – Гриня махнул рукой. – Тока он не мой, а Катеринин. Своего нету пока.

      – Ишь ты, пока, – Никифор по-стариковски крякнул. – Бросает он нас, Таюшка-хозяюшка. Грит, в банду вступил. Уезжает на железном коне в Сочи.

      – Не в банду, а в клуб, – леший надулся.

      – Все одно: нас на бабу променял! – домовой глянул на Тайку. – Потому и грю: это кто кого еще заморочил. Хозяйка, ну скажи ты этому олуху…

      – Я люблю Катерину! – Леший ударил себя кулаком в грудь. – Может, никого так не любил!

      Но Никифор уже не глядел в его сторону.

      – Ты послушай, хозяйка, как дело было. На той седьмице они встретились. Наш Гринька до Ольховки собрался за чипсами, – за лешим действительно водился такой грешок: очень уж любил хрустящую картошечку, – а эта, – Никифор кивнул на отплясывающую Катерину, – его подвезла. Ну и все, пропал мужик.

      – Я, может, наоборот, себя нашел! – Гриня набычился: того и гляди, футболку на груди рванет.

      – Тихо! Праздник же, а вы ругаетесь! – Тайка встала с бревна. – Гринь, а как же Дивнозёрье? На кого ты лес оставишь?

      Леший захлопал глазами:

      – Ой, будто я тут шибко нужен? Только и слышу: Гриня такой, Гриня сякой, Гриня сосну уронил… А Катерине от меня ничего не надобно. Я ей просто нравлюсь, понимаешь?

      Тайка понимала. Ей было знакомо щемящее чувство одиночества, когда ты вроде нужна всем, но лишь потому, что – ведьма. А перестанешь отводить чужие беды, так о тебе через неделю не вспомнят. И все же она знала, что такое ответственность, а Гриня, похоже, нет.

      – Мы тебя тоже любим. И я, и мавки, и даже Никифор, – Тайка на всякий случай незаметно пнула домового, чтобы тот не вздумал возражать. – Лес без тебя захиреет…

      – Не дави на меня, – Гриня шмыгнул носом. – Ты даже не заметила, что меня нет, пока Никифор не сказал. А еще хранительница, называется! Да, далеко тебе до Семеновны…

      Из толпы мавок выскочила раскрасневшаяся Катерина и обняла лешего за шею:

      – Как у вас весело, Гриш… ага, и ты тут, – она заметила Тайку и нахмурилась.

      – Я уже ухожу, – ох, только бы не показать слез…

      В этот миг Майя, хлопнув в ладоши, зычно крикнула на всю поляну:

      – Луна вышла! Айда папоротников цвет искать!

      Музыка стихла, а вместо уже привычной трещотки раздался звук заводящегося мотора. Похоже, Гриня с Катериной решили уехать еще до рассвета.

      Все разбрелись, и притихший лес вдруг ожил. Повсюду слышались шаги, шорохи, смешки, треск веток и чужое дыхание за плечом… Тайка отошла подальше под сень сосен и свернула с тропки туда, где прежде видела густые папоротниковые заросли.