Дело пропавшей балерины. Александр Красовицкий

я киевская осень пахла яблоками. А особенно в этом доме, где в тени сада их легкий, игривый аромат путал мысли нечастых посетителей еще в августе. А уж в сентябре, когда хозяин начинал колдовать над будущим вареньем, нарезая твердые желтоватые плоды тоненькими ломтиками, он напитывался созревшей густотой и господствовал повсеместно. Воздух, насыщенный опьяняющими запахами, дурманил утомленных летними хлопотами ос, кружащих в предвкушении вкусной поживы над корзинами, полными яблок. Они садились на сладкие ломтики, но тут же взлетали, напуганные решительностью, с которой мужчина взмахивал рукой, отгоняя назойливых дармоедок.

      Тринадцатый трамвай, проезжая мимо Олеговской, весело звякнул, останавливаясь вблизи эпицентра яблочного аромата. Через мгновение, словно вторя ему, скрипнула калитка.

      – Доброе утро, Тарас Адамович!

      Голос звонкий, как трамвайный звонок. Еще не взрослый, уже не детский. Худощавый парнишка на секунду остановился у калитки, потом стремительно зашагал по ровной, выложенной плиткой дорожке, построенной еще отцом нынешнего владельца дома, господином Адамом Владимировичем Галушко. Протянул газету, улыбнулся. Тарас Адамович улыбнулся в ответ, снял с плеча чистое полотенце, вытер широкую ладонь, оставив на полотенце следы от яблочного сока. Снова забросил его на плечо, встал, чтобы взять газету.

      – Время для утреннего кофе, – сказал он, согнав с полотенца тут же присосавшуюся к следам яблочного сока осу, – будешь?

      Парнишка, указав на набитую прессой сумку, отрицательно качнул головой. Утро – время разносчиков газет, его не тратят попусту на кофе даже с бывшим следователем сыскной части Киевской городской полиции Тарасом Адамовичем Галушко. Хозяин дома прищурил глаз:

      – В другой раз?

      – Если позволите. Благодарю за приглашение, – вежливо молвил парнишка, порывисто обернулся и чуть ли не стремглав подался к калитке. А дальше – в центр, туда, где вскоре забурлит жизнь города, который сейчас только пробуждается.

      Кость приносил газету каждое утро в определенное время – такова была договоренность. За пунктуальность Тарас Адамович платил с излишком, никогда не требуя сдачи. И за сообразительность, ведь кроме традиционного «Кіевлянина», парнишка частенько прихватывал в типографии, где работал, другие газеты, если новости в них могли заинтересовать бывшего следователя. Подросток рано осиротел, и его забрала к себе тетка, жившая неподалеку.

      Тарас Адамович бережно накрыл полотенцем ведро с нарезанными яблоками и поспешил к дому, где в уюте аккуратной кухни его ждала старая джезва – дедово наследство.

      В кухне идеальная чистота, как в лаборатории. Для Тараса Адамовича это и есть лаборатория. Здесь он исследует и экспериментирует. Смешивает вкусы и ароматы. Соседские мальчишки – постоянные участники экспериментов и первые дегустаторы – как осы, слетаются во двор бывшего следователя снимать пробу с варенья.

      Медную джезву, потускневшую от времени и державших ее рук, дед Тараса Адамовича привез в качестве военного трофея вместе с воспоминаниями о неимоверно вкусном кофе, который он пил где-то вдали от родного города. Воспоминания о войне он оставил в Закавказье. Внук не расспрашивал, дед не спешил делиться пережитым. Под его суровое молчание Тарас Галушко старательно размалывал зерна в мелкий порошок, отмерял ровно три ложки в холодное медное брюхо джезвы. Дед мыл ее в ледяной воде, кофе нередко варил, предварительно растопив лед. Внуку велел джезву на открытый огонь не ставить, только в песок.

      Деда, много лет тому назад обретшего вечный покой на Щекавицком кладбище рядом с могилой сына – отца Тараса Адамовича, он часто вспоминал, смешивая песок с солью и окуная джезву в их жаркие объятия. Так кофе нагревался, но не закипал. Потом наливал его в маленькую чашечку доверху. Плетеное кресло-качалка на просторной веранде, газета и кофе – традиционное начало дня вплоть до морозов.

      В джезве напитка на три чашечки. Первую Тарас Адамович обычно выпивает, пробегая глазами заголовки. Вторую – обдумывая прочитанное. Третью можно предложить гостю – парнишке, приносящему газеты, поздоровавшемуся через забор соседу, значительно реже – старым друзьям, которые уже давно не беспокоят Тараса Адамовича до десяти утра.

      Лучше всего – управиться со всеми делами в саду и дождаться, когда солнце повиснет над колокольней Флоровского монастыря, а воздух станет густым и горячим. Полуденный кофе особенный. В такое время Тарас Адамович снимает соломенную шляпу и оставляет ее на колышке у дверей. Возвращается к джезве, выливает остатки уже холодного кофе в чашечку, добавляет молоко и сливки. Напиток холодит и одновременно бодрит.

      Холодный кофе со сливками предпочитает его французский шахматный партнер по переписке Арно Лефевр, называя напиток le mazagran. Попивая мазагран, Тарас Адамович читает письма от мосье Лефевра.

      Нынче они изрядно задерживаются: ждать приходится неделями. Потому и читать их следует не спеша – в знак уважения к работе почтовой службы в условиях войны. Последнее письмо от почитателя холодного кофе со сливками Тарас Адамович не распечатывал со вчера.

      В нем ход, который может решить судьбу