Голем и джинн. Хелен Уэкер

болен?

      – Нет, – пробормотал Джинн, – замерз.

      Они двинулись обратно в мастерскую, и всю дорогу Арбели то поддерживал, то практически нес на себе своего нового знакомого. Когда они вошли в дом, Джинн, спотыкаясь, добрался до кузнечного горна и свалился рядом с ним на пол, прижавшись к горячей стенке. Скоро начала тлеть его взятая взаймы рубаха, но он, казалось, даже не заметил этого. Он закрыл глаза. Вскоре озноб прекратился, и Арбели решил, что его гость уснул.

      Со вздохом он оглядел свою мастерскую. На полке стоял медный кувшин, но пока мастеру не хотелось даже думать о нем. Сейчас ему подошла бы какая-нибудь нетрудная работа, тихая и монотонная. Он нашел чайник с дыркой в донышке, принесенный владельцем местного ресторана. Отлично, это то, что надо. Залатать дырку в чайнике он мог даже во сне. Из листа металла он вырезал заплатку нужного размера, нагрел и ее, и сам чайник и приступил к работе.

      Время от времени Арбели посматривал на своего гостя и гадал, что случится, когда тот проснется. Даже неподвижный и спящий, Джинн излучал какую-то странную энергию, словно он был не вполне реальным или, наоборот, единственной реальностью во всей этой комнате. Наверное, и другие люди сразу же это почувствуют, но вряд ли они догадаются, в чем дело. Молодые матери в Маленькой Сирии все еще надевали на запястья своих малышей браслеты из железных бусин и делали особые жесты от сглаза, но больше из суеверия или по привычке, а не из-за настоящего страха. Их новый мир был очень далек от того, что сохранился только в бабушкиных сказках, – по крайней мере, так они думали.

      Уже не в первый раз Арбели пожалел, что у него нет друга, которому он мог бы доверить даже самую невероятную тайну. Но в их замкнутой сирийской общине Бутрос Арбели всегда оставался немного чужаком, отшельником, которому вполне хватало общества его кузнечного горна. Он совершенно не умел поддерживать разговор о пустяках и на свадьбах или поминках в одиночестве сидел за столом, рассматривая штампы изготовителя на столовых приборах. Соседи тепло здоровались с ним, встретив на улице, но никогда не останавливались поболтать. У него было много знакомых и мало друзей.

      Когда Арбели жил в Захле, все обстояло примерно так же. В семье, состоящей из женщин, он был единственным мальчиком, тихим и мечтательным. Кузнецом он стал по счастливой случайности. Однажды мать послала его с каким-то поручением, и по дороге он остановился у местной кузницы и, словно зачарованный, долго смотрел на большого потного человека, превращающего лист железа в ведро. Именно это преображение поразило его: из бесполезного – в полезное, из ничего – во что-то. На следующий день он вернулся и опять долго наблюдал за кузнецом, а потом приходил снова и снова, пока тот, измученный этой постоянной слежкой, не взял его в ученики. Скоро работа заполнила жизнь Арбели настолько, что в ней не осталось места ни для чего другого. В глубине души он понимал, что когда-нибудь, наверное, женится и заведет семью, а пока его все устраивало и он ничего не хотел менять.

      Но