Клинки и крылья. Юлия Пушкарева

любого порыва ветра. Под руку с Фиенни она бродила по Молчаливому Городу, вслушиваясь в его тишину, – и совсем скоро стопы перестала обжигать боль, вызывающая смутные мысли о каком-то предательстве и не менее смутную тоску по чему-то, утраченному навсегда.

      – Тебе нужно восстановить силы, – повторял Фиенни, отвечая на её невысказанный вопрос. – Для встречи с духами и тауриллиан они понадобятся.

      Но Тааль и сама не рвалась уходить. Слова Фиенни расслабляли ещё больше, чем просто его присутствие; почему-то она безоговорочно верила тому, что с Гаудрун и Турием всё хорошо, что маленький Биир жив, что гнездовье на Высокой Лестнице никто не сровнял с землёй. Наверное, это было не совсем разумно – но нужно же хоть чему-нибудь верить. Эоле и его бессмертные соплеменники втянули её в свои игры с тауриллиан, ничего не спросив; так обязана ли она непрерывно размышлять и мучиться, торопясь исполнить их волю?.. Оставаясь в Молчаливом Городе, Тааль испытывала нечто вроде лёгкого злорадства – будто, задерживаясь, она мстит жестоким духам и их помощникам.

      Впрочем, после таких мыслей ноги вновь начинали ныть, а совесть терзала Тааль с удвоенным аппетитом. Только новая кружка чая и рисунки Фаэнто утешали её – наброски огромных угловатых домов, рек с мостами и мельниц, волшебных зеркал… С каждым его словом Обетованное становилось всё ближе – ещё ближе, чем Молчаливый Город за окнами. Словно не было ни океана, ни войны, ни суровой старой магии, разделившей два материка. Засыпая, Тааль повторяла про себя чужие названия: Альсунг, Дорелия, Минши, Кезорре, Феорн… И Ти’арг. Ти’арг – горы и леса, королевство учёных, крестьян и лордов с чеканным, завершённо-красивым языком.

      Тааль понятия не имела, как подвести Фаэнто к главному разговору. Каждый раз он вежливо отклонялся от темы или отворачивался, безучастно нюхая жасмин. Тааль же не хватало наглости настаивать: она чувствовала, что лезет пальцами – своими новыми, нежными пальцами без когтей, – в не затянувшуюся рану. И в то же время знала, что без главного разговора ни в коем случае не полетит (ох, то есть не пойдёт) дальше.

      – Можно обратиться к ним? – спросила Тааль однажды, во время вечерней прогулки, когда они проходили мимо засохшего фонтана с русалками. Одна из призрачных полурыб-полудев опять заплетала волосы подруге и напевала что-то, не издавая ни звука. Её тонкое, жемчужно-белое тело напоминало туман, готовый растаять на солнце.

      Фиенни пожал плечами.

      – Попробуй. Но мне они ни разу не отвечали.

      – Может, просто не поняли языка? – предположила Тааль, помня о своей способности. Но Фиенни грустно улыбнулся:

      – У мёртвых нет языка. Все мы способны понять друг друга.

      Тааль вздрогнула. Когда он открыто называл себя мёртвым, её до сих пор пробирал неприятный холодок. Даже слыша, что Фаэнто не спит по ночам, или замечая его прозрачность при лунном свете, или не видя тени от него, она не испытывала такого знобящего ужаса.

      – Но ведь дракон говорит с тобой…

      – Миаар-Да’эль? –