Клинки и крылья. Юлия Пушкарева

чем костяные ножи, клыки и когти мороков-оборотней. Феорнцы, бросившие их в самом начале боя, так и не вернулись. Они пропали на западе – наверняка устремились к реке Широкой, чтобы любыми путями переправиться и вернуться в своё королевство; страх за жизнь властно тащил их прочь, страх заставил забыть красивые клятвы чести. И Нитлот, как ни старался, не мог осуждать их. Кто, в сущности, имеет право их осуждать – за простую, инстинктивную жажду жить?..

      Чуда не произошло: не прислали обещанной помощи ни Кезорре, ни Минши, и от лорда Заэру из столицы, оказавшейся под угрозой осады, не пришло никаких вестей. Нитлот, Тейор и лорд Толмэ (чей роскошный малиновый плащ основательно потрепался и, кажется, даже чуть обгорел) совместными усилиями согнали людей в лесную чащу. Альсунгцы окружили лес; кроваво-огненное безумие, творившееся на равнине, опоясало молчаливую черноту осин и елей красной каймой. Нитлот не помнил толком, как именно всё случилось; многое он сделал совершенно не думая, спасая скорее себя, чем окружающих. Он не знал ни одного из тех беззеркальных, которых утащил волоком по подтаявшему снегу, не знал ни одного из тех, чьи раны раскрылись и испускали колдовское, трупное зловоние.

      Тейор потом рассказал, что Нитлот сам разыскал Индрис, лежавшую без сознания, с треснувшим зеркалом, и медленно бледневшую от подступающей пустоты. Чёрная магия, призванная Хелт, давила на них с небес – в том числе и после того, как дракон испарился вслед за другими иллюзиями.

      Единственной надеждой оказался защитный купол, который они втроём воздвигли ещё до того, как началась битва. Нитлот до сих пор считал, что только эта молочно-белая плёнка, наведённая самой банальной в мире магией, и выручила их всех. Ни один воин Альсунга не переступил тогда невидимую черту, но та же самая черта оказалась и ловушкой для них самих.

      За эти семь дней Нитлот изведал, наверное, все муки, которые не доводилось пережить раньше – и повторил все, которые доводилось. Первые двое – а может, и трое – суток протянулись в каком-то беспамятстве. Нитлот выслушивал истерики лорда Толмэ, заклинаниями очищал повязки для раненых, накладывал новые чары на рыцарские доспехи, покорёженные яростной, бесцеремонной альсунгской рубкой, и на оружие (удалось спасти не больше сотни мечей и копий, а щитов и того меньше). Он почти не спал, держась на стимулирующих травах из запасов Тейора. Вкупе с голодом это валило с ног – оставалось разве что прославлять хвалёную выносливость зеркального народа… Еды не хватало на всех, и осаждённые впроголодь тянули то, что залежалось в нескольких тележках из обоза – их разместили на большой поляне в глубине чащи. Нитлот попросту не задумывался об этом. Время от времени, когда Тейор вконец надоедал ему с нотациями о том, что надо поесть, он мусолил зачерствелый хлеб с солью или брезгливо ковырял полоски копчёной говядины. В конце концов, беззеркальным еда сейчас явно нужнее, чем ему…

      Всё-таки беззеркальные должны решить, что делать дальше. Это их война, их ответственность. И их главный враг, королева Хелт, тоже остаётся