Выхода нет. Аня Архипова

Только вот ему, кажется, так и не заплатили за прошлый проект. Именно поэтому он в каждой сцене пишет глупую отсебятину, ну, чтобы насолить режиссеру. Но режиссер, по ходу, всегда находится в рекурсивной истерике и в сценарий особо не вчитывается, отдавая предпочтение картинке. Наверное, он думает, что снимает драмкамеди, не смею его разуверить. И пока режиссер выбирает ракурс и подбирает экстерьер, оператор валяется где-то пьяненький после очередной бесконечной смены. Так и приходится с ними жить. Единственное, что не может не радовать, – работа композитора. Продюсеры подобрали добротного. Пишет автор редко, но попадает в самое оно, на разрыв сердечных клапанов. Чаще про грусть, но с такой съемочной группой невозможно не загрустить. Шах и мат вам, господин режиссер! Только на музыке и выезжаете.

      И, как поют классики, «музыка нас связала». С Вадиком я познакомилась под Земфиру.

      В июне две тысячи двенадцатого года Кулагин спросил:

      – Хочешь?

      А я без раздумья сразу замахала головой: «Еще бы!»

      Седьмое июня, утро, мы с оператором Сёмой едем снимать «Нашествие». В вечерней программе заявлена Земфира, и я всю дорогу до Большого Завидово продумываю план, как прорваться к ней в гримерку для небольшого, крохотного, эксклюзивного интервью. Но вместо интервью два часа блюю в кустах у сосны, а кто-то держит мои волосы.

      – Чтобы не запачкалась, – так осторожно говорит мне парень сверху.

      Это был мой Вадик. У каждого ненормального человека есть свой нормальный друг. Вот мой нормальный друг – Вадим.

      – Пустота – если одним словом. Когда совсем ничего не чувствуешь, совсем и ничего. И мне всё равно на эту пустоту, на этих людей, обстоятельства, даже на этих корреспондентов-бунтарей, которые увольняются каждые два месяца, – мне всё равно. Они просто почему-то думают, что могут что-то изменить, но это не так.

      – Ты устала просто.

      Через час я уже валялась на красном диване в гостиной. Вадик открыл вино и поставил бутылку между нами. Из подарочной коробки с разноцветной бумагой с прошлого нераспакованного праздника достал два бокала и поставил у бутылки с красным грузинским.

      – Это всё мне? – обрадовалась, выпить хотелось ужасно.

      – Таня сейчас приедет.

      Вздохнула, немного огорчилась, что не мне, но взяла себя в руки.

      В этой квартире на Малой Пироговской мы еще ни разу с ним не пили. Раньше по чуть-чуть, но отмечали каждый его переезд в новую квартиру дорогим вином, в этой как-то не получилось. У Вадика была мечта – жить внутри Садового кольца, и вот она осуществилась за день до объявления карантина в городе. К тому времени единственное, что он успел сделать в своей однушке с трехметровыми потолками, – поставить диван, стол и стул. Всё остальное было завалено неразобранными коробками. Карантин пал, а коробки так и остались стоять.

      – Поздравь меня, я не пью уже с января. Тогда февраль отлежалась – и всё, баста, больше не пила. Даже карантин обошел меня своим похмельным режимом.

      – Надо