Помедленнее, я записываю!. Ирина Меркулова

она снова принялась раскачиваться и что-то бубнить. Вдруг замерла и подняла голову.

      – Он знал женщину по имени Эммилиона? – спросила ведунья.

      – Нет, – неуверенно проговорила я.

      – Аннарель? – снова мой отрицательный кивок. – Дармиона?

      Меня накрыло страшным разочарованием: все тайные надежды рухнули. Все-таки спектакль. Интересно, долго провидица будет перебирать женские имена в попытке угадать нужное?

      – Катариона? – выдала между тем Кашиньска одно из самых распространенных имен с Ниар-Тоэме.

      Я решила не мучить долго ее и себя:

      – Да! – воскликнула радостно. – Да! Так звали его мать!

      Кашиньска облегченно откинулась в кресле:

      – Я знала, что он со своей матерью! Так случается чаще всего, после смерти душа стремиться соединиться с самым близким человеком. А кто нам ближе, чем мать?

      Ведунья между тем изучала нашу с Джоанной реакцию. Я не видела ее лица под низко надвинутым покрывалом, но буквально кожей ощущала внимательный острый взгляд. Так и запишем: прорицательница отлично читает эмоции по лицам. Но с нами она просчиталась. Мне и Джо с детства вдалбливали правила светского этикета, и главное из них: держать лицо чтобы ни случилось. Поэтому мы обе взирали сейчас на ведунью с одинаковым выражением щенячьего восторга, с каким принято на светских вечерах слушать бездарное музицирование или нескладные стихи. А Густав – ха! – это Густав, у него одно выражение лица на все случаи жизни и оно мало чем отличается от изображения каменной статуи. Разве что рот иногда открывает да звуки издает.

      Кашиньска продолжила представление. Снова последовало короткое раскачивание, потом ведунью затрясло. Она резко вскинулась, выпрямилась, огляделась.

      – Я ощущаю вибрацию. Чувствую присутствие духа, – она уставилась в угол комнаты позади меня. – Да, я вижу его!

      Я невольно обернулась, но закономерно ничего не увидела.

      – Мой муж? Дариел? Как он выглядит?

      – Очень красивый мужчина.

      – Эээ… красивый? – удивилась я.

      – В царстве отца нашего, Двуликого Эурина все прекрасны.

      – О, Дариел! – я расплылась в умилительной улыбке.

      – Он видит тебя!

      – Где? Где он? – я заозиралась вокруг. – Что он говорит?! Он рад меня видеть? Он меня слышит? Дариел, милый, я так скучаю по тебе!

      – Он хочет передать послание, – объявила Кашиньска и сделала знак помощнице.

      Та положила на стол деревянную доску с вырезанными на ней буквами, и квадратную дощечку с дырой в центре. Снова впав в глубокий транс, ведунья принялась водить дощечкой от одной буквы к другой. Помощница в это время внимательно следила за перемещениями и записывала получившееся послание. Мы с Джоанной, по-прежнему не расцепляя рук, молча наблюдали, как ведунья бьется в судорожных конвульсиях. Периодически Джо сжимала крепче мои пальцы, подбадривая. Она тоже догадалась про обман, и терпеливо ожидала финала представления.

      – Все! – Кашиньска беспомощно уронила руки. –