Ивушка плакучая. Надежда Нелидова

одинокие мамочки с большими испуганными глазами. Ася среди них – ископаемое, динозавр, пересидевшая шесть редакторов.

      Каждая метла мела по-новому. Последняя, молодая девица с «мазерати» под редакционным окном, бывший модный коуч по развитию чего-то гармоничного, собрала всех у себя. Сообщила, что хлеб нужно зарабатывать в поте лица, и что все творческие работники выводятся на договор, а тексты будут оплачиваться по десятибалльной шкале. Если тема горячая – гонорар в тройном размере.

      Старой гвардии – не баламутить массы (взмах наращенных ресниц в сторону Аси) – а подавать молодёжи пример встраивания в рыночную экономику. И ещё: редакция не богадельня и не собес, чтобы размещать мемуары выживших из ума старушек.

      Старушка – это тихая Анна Исаевна, бывшая Асина квартирная хозяйка. А мемуары – её рассказы о военном голодном детстве, когда выживали благодаря картошке. Она называла её с умилением «второй, даже первый хлебушек». Запеки её на углях, запей холодным молочком, похрусти солёным огурчиком или шкваркой – куда с добром, мяса не надо.

      Анну Исаевну послушать, картошка нынче – сплошной праздник. Когда её, семенную, как спящую царевну вынимают из подпола, каждый клубень в руке нянчат. Едва снег сошёл – уже какая-нибудь заполошная хозяйка пилит мужа: «Вон, пыль летит, давай-ко на боку лежать, ждать дождя». Один дурак начнёт пахать – тут же соседки выглянут в окошки, встрепенутся, насядут на мужей. И вот уже со всех участков несётся весёлый механический треск мотоблоков, и серая земля на глазах полосами чернеет, лоснится, будто бархат.

      Празднично, приглушённо, будто смущённо звенят голоса, звякают вёдра, стучит ссыпаемая посадочная картошка. А Анна Исаевна не торопится, из-под ладошки щурится на солнце. По старинке ждёт, когда берёза пустит листочек с копеечку – до того времени земля ещё не проснулась, не прогрелась. Но вот, наконец, картошка угнездилась – как пехотинец, закопалась в ямку, ни заморозки, ни иные катаклизмы не страшны – сам чёрт не брат. Оклемалась, обмялась, натужилась – и смело поперла крепкими кудрявыми макушками, это ли не праздник? Оглянуться не успеешь – пора подбивать высокие ровные ряды, как на военном параде – загляденье!

      А уж уборка – праздник из праздников! Ну-ка покажись из темницы, каких поросят за лето выкормила? Пять клубней – ведро, пять клубней – ведро! Вот кому памятник нужно ставить – картошке!

      Плетью обуха и лбом стену не перешибёшь. Уходить на пенсию вовсе не хотелось. Ася шагала домой и перебирала горячие темы: чтобы раз – и в дамки.

      Дома по телевизору шло фигурное катание. По исчерченному добела льду скользил высокий, тонюсенький, в блёстках, олимпийский чемпион Данко – Д. Ветров. Катился и покачивался, трепетал всем телом, будто талинка в прозрачном ручье. Кажется, двумя пальцами ухвати – переломится, хрустнет.

      При этом невесомо, без малейшего усилия поднимал и играючи подбрасывал, вертел