Крики солнца. Юлия Пушкарева

автобус или поезд18, произносила (по-русски) «Наполи» и «в Падову». Это вызывало одновременно и уважение, и плохо контролируемый смех.

      – Я лучше сразу в Помпеи, – неуверенно сказала она. Кратер Везувия – это, конечно, здорово, но рисковать жизнью лучше бесплатно, не отдавая кровные одиннадцать евро. Везувием ей больше нравилось любоваться издали, бродя по набережной; то ли исторические ассоциации давали о себе знать, то ли обывательский инстинкт самосохранения. – Вы не против?

      Нарине по-кошачьи сморщила нос. Её явно влекло к Везувию что-то личное – возможно, подавляемая (ради жертвы журналистике) привязанность к готической английской литературе.

      – Ах, а мне так хотелось. Ты подумай только – можно заглянуть прямо туда, разве не здорово?

      Прямо туда. В дуло пушки. В нутро ядерного оружия. В смерть.

      Как объяснить соседкам, что ей уже надоело туда заглядывать?

      – Я сразу в Помпеи, – она улыбнулась, чтобы ненароком не напугать их. – Лучше подольше поброжу там, одна. Не переживайте.

      2

      Уже на платформе, перед дверями в поезд, заворчал вибрацией телефон. В тот день ей пришло – почти одновременно – три сообщения.

      Первое было от Т.

      «Ты там как?» В меру по-дружески, в меру небрежно. Единственный вопрос за много недель. Будто шуба, щедро отделённая боярину с царского плеча.

      Отчего так гадко?..

      Она долго думала, что ответить; потом написала (сохраняя видимость отрешённости): «Спасибо, хорошо», – и сразу же закрыла диалог.

      Второе, разумеется, от мамы. В последнее время они редко общались, потому что даме-профессору даже шёпот по телефону казался слишком громким, отвлекая её от самой нужной в мире работы – обучения итальянских студентов Ему, Великому и Могучему русскому языку. Её собственные беседы с подругами (по видеосвязи, без всяких наушников), очевидно, были явлением другого порядка. Что дозволено Юпитеру, как говорится.

      Смех смехом, но иногда, во время выслушивания очередного поворота очередной сплетни (дама-профессор, не стесняясь, перемывала при них любые подробности личной и научной жизни своих уважаемых коллег), ей до сих пор становилось противно. «Вы не умеете жить со взрослыми людьми», – заявила дама на третий день их вынужденного соседства. «Вы думаете только о своей персоне, причём весьма высокого мнения о ней!» – добавила на четвёртый. Её так и подмывало спросить, откуда такие выводы. Стало даже интересно: вдруг дама-профессор – замаскированный Шерлок Холмс? Кощунственно, конечно, вспоминать британские детективы в Италии, но рассказы Конан Дойля грели ей душу с детства…

      Хоть спросить и подмывало, она сдержалась. Атмосфера скандала, уже запустившая щупальца в стены их дома, – вопреки близости кафедрального собора, его спокойному ладану и лиловым витражам, – выталкивала прочь.

      Мама тоже спрашивала, как дела. Она набрала ответ, уже стоя в трясущемся поезде, со всех сторон стиснутая итальянцами. Говорили все сразу и непрерывно,

18

Калька с итальянского: prendere l’autobus, prendere il treno.