Переходный период: цели изучения, теория и практика. Олег Яницкий

нашей переходной эры.

      Далее Бауман переходит к актуальному для нас вопросу о месте и роли мегаполисов в процессах глобализации и трансформации национальных государств в частности. Он полагает, что этот мезоуровень социальной интеграции будет оптимальным для «примирения» управления сверху – вниз с самоорганизацией и самоуправлением на местах. Понятно, что речь идет об уровне политики в отношении семьи и индивида.

      Однако в этом пункте Бауман противоречит сам себе, говоря чуть ниже, что источником современных противоречий и конфликтов является процесс «диаспоризации» мира [Bauman, 2017: 121]. Этот процесс действительно идет, но именно он является одной из причин разрушения индивидуальных планов семьи как социального института. Напомню, что я также не согласен с Бауманом, который, ссылаясь на работу Б. Барбера (‘Dysfunctional Nations, Rising Cities’), утверждал, что сегодня город как место обитания человека снова становится главной надеждой и опорой демократии [Bauman, 2017: 122, 123].

      Но какой именно демократии? – Уличных протестов и «желтых жилетов»? Или новых форм борьбы правых и левых, которая сегодня тоже выплескивается на улицы европейских городов? Или, наконец, «демократии» фейковых новостей и социально-сконструированных фактов? Одно очевидно: современная институциональная система подвергается серьезной эрозии. Поэтому утверждение, что мы, homini sapienti, зажаты между все более нерелевантным прошлым и непонятным будущим, представляется вполне справедливым. Этот переход сопровождается дальнейшей де-институциализацией, индивидуализацией и приватизацией условий нашего существования, а также индивидуальной «политикой жизни» и переходом от общественной к индивидуальной ответственности. Бауман заключает, что «мы сегодня живем на минном поле, о котором мы знаем (или думаем, что знаем), что оно усеяно взрывчаткой. Однако взрывы случаются здесь и там, и мы не имеем возможности предсказать, где и когда именно» [Bauman, 2017: 127, 129].

      3.4. Вопросы теории социальных сетей: М. Кастельс и другие

      Бытующее сегодня утверждение, говорил Кастельс, что социальные сети есть продукт информационного общества, сформировавшегося в ХХ в., ошибочно. Социальные сети, то есть сети, созданные или используемые человеком, были, есть и всегда будут непременным условием существования и развития человеческого общества во всех его формах, мирной, военной или в случае природных аварий и катастроф. Другое дело, что их структура и функции изменялись в ходе истории. По образному выражению Кастельса, «интернет – это фабрика нашей жизни» [Castells, 2004: 1].

      Сеть, согласно Кастельсу и другим западным теоретикам, – это не только связи и коммуникации, сеть – это пересечения, на которых образуются «узлы» (nodes), имеющие множество функций: они и территории взаимовыгодного обмена, и столкновения и борьбы интересов, а сегодня еще и элементы системы информационного производства.

      Пространственные перемещения и столкновения природных объектов и социальных и агентов сопровождают всю человеческую историю,