Отец и сын. Юрий Павлович Вылегжанин

по чьей?

      Ответ Якова был такой:

      – Не надо бы сказывать. Запрет на сие имеется… Но ведь и не сказать правды – тоже грех, и грех великий…

      – Скажи!

      – Ин, ладно. Только уговор: рот на замок. А коли откроешь – мне худо будет.

      – Не скажу… Святый истинный крест – не скажу! – И царевич истово перекрестился.

      – Ну ладно. Так и быть. Скажу. Слушаешь, ай нет?

      – Слушаю…

      Отец Яков перешёл почти на шепот – будто боялся, что кто подслушает. Кучер однако, того о чем говорили в возке слышать никак не мог. Проверяли и не раз.

      – Матери постричься отец твой велел.

      – А чего ради – ведаешь ли доподлинно?

      – Ведаю.

      – Ну?!

      – Из-за бабы. Немки одной. Влюбился он в нее, видишь ли… Чары она на него немецкие напустила. И стала матушка твоя отцу ненавистна. И стал отец её изводить. И извел до того, что она против воли приняла постриг.

      – Как это?

      – Заставил. Он любого заставит. Царь.

      В возке наступила тишина. Молчал Яков. Молчал и Алексей. Потом Алексей сказал тихо:

      – Он сердиться будет…

      – Кто?

      – Батюшка. Как узнает, что в Суздаль меня возили.

      – Не узнает. И никто не узнает. Мы ведь не скажем никому? Не скажем, верно?

      – Не скажем. А коли тебя стращать начнут, скажешь. – спросил в голосе с дрожью царевич.

      – Нет.

      – А коли пытать станут, розыск откроют?

      – Нет.

      – И я тоже… никому не скажу… – тихо сказал царевич.

      – Славно! Славно… – ответил отец Яков и приобнял Алексея за плечи.

      Снова помолчали. После чего отец Яков спросил озабоченно:

      – Что ты носом-то все дергаешь?

      – Прохудился. – ответил Алексей.

      – Простыл нито?

      – Навить…

      – Эхма! И лечить-то тебя в дороге нечем. И давно?

      – С утра не было.

      – Простыл. Должно, сквозняк поймал. Терпи. В Суздаль прикатим –придумаем что-нибудь.

      – Течет, сил нет.

      – Терпи. – повторил Яков. – И продолжил деловито: инструкцию выдавал:

      – Теперь, значит, так… Скоро Суздаль. Как в город въедем – сиди как мышь тихо. В окошко не гляди. Нам надобно, чтоб тебя никто не увидал. Как въедем во двор монастырский – я тебя покрывалом покрою и сведу, куда надобно. Лица не кажи. Молчи, как рыбка. Я тебя за руку поведу, словно девицу. А ты переступай почаще, дабы аще кто увидит – подумал – девку новую привезли на послушание. Все уразумел?

      – Уразумел. – ответил Алексей и взял отца Якова за руку и не выпустил уже руки его – пока тот не сказал тихо: «Пришли». И снял с Алексея покрывало.

      16

      Комната, в которую отец Яков привел царевича Алексея, была невелика, но чисто выбелена, а деревянный пол в ней был свеженатерт воском и просто как огонь горел, отражая, к тому же, свет от четырех новеньких свечей, стоявших в массивном бронзовом канделябре, хотя на улице было еще не темно.

      Вышеназванный