Ступеньки к счастью. Нина Александрова

там, на этом переходе с этап на этап, в моё мышление закрался сплин.

      Началось всё именно с того, что я уехала из родительского дома во взрослость. И стала учиться жить.

      На период моего становления, как личности, пришёлся этап просто умопомрачительного негативизма.

      Я представления не имею, откуда он взялся, этот негативизм и глубокий пессимизм. Видимо, пубертат открыл свои тени за пределами родительского дома. А, может, просто эмоциональные качели: тоска по родине и родителям, отсутствие солнца 300 дней в году – это было особенно тяжело мне, южанке. Как бы там ни было, я нередко скатывалась в печаль.

      После отъезда из дома, хотя я об этом мечтала, мне стало казаться, что всё в мире плохо и трудно.

      Ну, и привет, сила веры. Я привлекла к себе всё, чего боялась: с однокурсниками отношений сначала не было вовсе – я училась с одними мальчишками и до дрожи их стеснялась: сама над собой подхихикивала, что на лекциях сижу, словно кол проглотила: с каменным лицом и деревянной спиной. Но физика меня не отпускала: моральное напряжение мгновенно отражалось в напряжении физическом. А после перевода в девичью группу, я закономерно попала именно в такую компанию, где уровень интересов и увлечений был совершенно отличный от моего: и я просто не вписалась в коллектив, меня почти сразу невзлюбили. С соседкой по арендованной квартире отношения тоже быстро разладились – настолько, что я облегчённо выдыхала, если по возвращении с учёбы не заставала её дома.

      С возлюбленным тоже был этап кризисов и притирок. Трудный этап.

      Ну, и с финансами никак не складывалось, хотя родные делали всё возможное ради моего комфорта и спокойной учёбы.

      Я тогда никак не могла понять, отчего же всё не ладится в жизни.

      Одной из тех ночей написала:

      Я вздохнула, наполнив воздух вокруг усталостью,

      Та скрутилась в ком и вернулась обратно в лёгкие,

      С кислородом промчалась в сердце. Шепчу: «Пожалуйста,

      Уходи и оставь же меня навсегда, нелёгкая!»

      И слеза покатилась на шею свинцовой каплею,

      И душа зарыдала, забилась в дурной истерике.

      И клюёт моё сердце усталость голодной цаплею,

      И тоске моей нету края, как небу – берега.

      Боже, дай же мне знать: это я безобразно слабая,

      Или жизнь моя кем-то нещадно и зло испорчена,

      Что предстала за эти годы коварной бабою

      В дряхлой ступе с обрюзгшей мордой, брезгливо скорченной?

      В исступленьи шепчу молитвы, глотая панику.

      Я устала до боли в глотке от безысходности.

      Я молюсь, а сама удивляюсь: ведь это надо так

      От Фортуны умчать в никуда на безумной скорости…

      Мне было девятнадцать, и в мгновения отчаяния я действительно думала, что кто-то сглазил – нелепая мысль о том, что на нашу жизнь способен повлиять кто-то, кроме нас самих – но всё-таки