Рожь во спасение. Миша Сланцев

мальчонка. Его спрашивают: «А где есть твой папка?». И он ответил, гордо и громко: «Фашистов бьёт!». Ну, маленький, несмышлёный. Немцы рассвирепели, один взял мальчишку за ноги, раскрутил – и с размаху головой о печку… Тут же нашли его мать, долго насиловали, потом застрелили. Она лежала в сарае. Мы, рассказывал отец, всякого в ту войну повидали, но как было нас пятеро, тёртые мужики, – все плакали. Бабушку мы накормили из своей провизии, в избе прибрались, мальчишку и его маму похоронили тут же, в саду… Как мы после этого давили этих нелюдей! С такой злобой!

      Зал потрясённо молчал. Многие не знали, как реагировать. Владимир Иванович словно опять провёл урок, а непутёвые ученики будто что-то осознали важное. Их ужалили туда, где ещё больно.

      – И в заключение пару слов о труде современного учителя, – сказал Логинов. – К сожалению, сегодня из учителей делают поставщиков образовательных услуг. Учителя «натаскивают» детей на правильные ответы по ЕГЭ, суживая тем самым кругозор знаний. У учителя голова заполнена отчётностью, бумагами. Особой проблемой стала ничтожная доля учителей-мужчин в школах, которые увольняются, едва поработав. И кто, позвольте спросить, будет воспитывать детей, если не школа и родители? Ответ очевиден: в лучшем случае – друзья, улица, а скорее – Интернет и телевизор. А в телевизоре в лучшее эфирное время по нескольким федеральным каналам – ор и ругань по поводу того, кто с кем, простите, переспал.

      На этих словах раздались аплодисменты, но не аплодисменты одобрения и восхищения, а угодливые начальству хлопки-намёк: хватит, ты вышел за рамки, ты насторожил Первых Лиц, ты портишь торжественное мероприятие. Но у большей части сидящих в зале не нашлось воли для каких бы то ни было рукоплесканий.

      И Владимир Иванович с мудрой горечью окинул взглядом публику, склонил седую голову и покинул сцену. Клочкову было неприятно и стыдно, что так уходит Учитель. А ещё он пожалел, что тоже мог бы стать учителем, но в свое время свернул с этой дороги и пошёл не туда.

      Батон третий, усомнившийся

      Сегодня Его Мяучество взирал на просторы Котовасии не столь безмятежно и бесстрастно. Он наблюдал за картиной весны, взгромоздившись на перила балкона. Его с окружающим миром уже не разделяло оконное стекло, а лишь высота пятого этажа.

      И вот что подумал Кот Батон: коварная вещь – оконное стекло. Вроде всё видно, а пройти сквозь него невозможно. А это – уже ограничение свободы Верховного Правителя всех котов, кошек и котят. Давно подозревал, что людишки, существующие только для того, чтобы служить мяукающему сообществу, чтобы холить, лелеять и лайкать усатых-полосатых, что-то задумали и ведут тайную самостоятельную политику. Поступали даже сигналы с мест – я их слышал в открытую форточку – о вопиющих фактах кошачьей бездомности, голода, холода, издевательств. О притеснениях со стороны собак. Якобы многие соотечественники вынуждены ютиться по подвалам, влезать