После солнца. Йонас Эйка

места в другое под землей или в салоне самолета, нарушается непрерывность… ох, блин, я пробовал этот напиток раньше! Это же просто чинотто по-румынски!» Он с отвращением поднес стаканчик к лицу. «Ровно это… Я уже пил!» – сказал он и вылил жидкость на тротуар. Немного придя в себя, он продолжал: «И все равно город как будто остается поверхностным. Из-за скорости, я думаю… этого скользящего движения, в котором на все смотришь. Так нечего и надеяться понять хоть что-то». Вдруг кто-то вырвал у меня из руки стаканчик и тоже вылил его содержимое. Я поднял глаза и увидел высокого загорелого мужчину в рабочей одежде. Он поставил мой стаканчик на стол и кивнул, указывая на дорогу. Мы вопросительно посмотрели туда и снова на него. «Yes», – сказал он, глядя мне в глаза. Он скрестил на груди руки и смотрел, словно на ребенка, терпеливо и решительно. Мне сделалось стыдно. «Чего же он хочет?» – спросил Алвин. «Я думаю, он хочет, чтобы мы ушли», – сказал я. «Да мы же просто сидим и едим…» «Yes», – повторил мужчина. Из киоска вышел молодой парень в черной майке и с пакетом в руках. Пакет, в котором лежали все наши покупки, он положил Алвину на колени. «Okay», – сказал Алвин и собрал все, что было на столе, кроме бутылки чинотто. Мы встали, разложили самокаты и покатили прочь. Из карманов Алвина и спортивной сумки торчали бутылки и свертки. Вернувшись в центр, мы оставили позади точную копию Триумфальной арки. Бульвар шириной метров сорок посередине был разделен цветочными клумбами и фонтанами с кислотной подсветкой – синей, розовой и серебристой. На каждом шагу здесь встречались магазины одежды под такими названиями, как, например, «Жертва моды» и «Шопинг дешевле терапии». В старом городе мы остановились у уличного театра, сложили самокаты и встали среди зрителей. Тепло исходило не только от тех, кто стоял рядом, – оно окутывало нас однородным облаком, созданным всеми, кто был вокруг. Зрители не сводили глаз со сцены. Солнце село, но в небе все еще оставался его след – голубой отсвет, немного смягчавший тьму. У кого-то на плечах сидели дети, а кто-то смеялся, запрокидывая голову, когда происходило что-то забавное. На сцене, примерно в двадцати метрах перед нами, стояли на ходулях двое – один с барабаном, другой с маленьким духовым инструментом на шее – и играли средневековую песню, добавляя в нее джазовые нотки. Два человека, в красном и зеленом рыцарском облачении, подошли друг к другу и сердито что-то проговорили. Рядом с музыкантами они походили на гномов. Я повторил их слова вслух. Удивительное сочетание звуков пробежало по моему телу и вышло через рот, и я, хоть и не зная румынского, ощутил радость. Так же машинально я повторил следующую реплику, а Алвин ответил мне, повторив реплику другого рыцаря. Теперь они бросились вперед, сцепились друг с другом за локти и навалились, стараясь повалить противника на землю. Рыцарь в зеленом сдался и, чтобы не упасть, отступил назад и приподнял красного, так что тот на несколько секунд завис в воздухе почти в горизонтальном положении, но потом опустился и тоже