После солнца. Йонас Эйка

вокруг нас, лапа к лапе, чтобы они ждали, когда он проснется. Заснуть не получалось, но я не переживал: лежать и смотреть, как подергивается лицо Алвина, как дрожит под его веками сон, я тоже был не против. Тонкая кожа обтягивала его глазные яблоки, по-своему обнажая их, и меня осенило: а что, если мы спим со смутным осознанием, что кто-то рассматривает нас? В какой-то момент Алвин повернулся и перебросил ногу через мой пах, и у меня совершенно неожиданно случилась эрекция. Клянусь, никакого сексуального возбуждения я не испытывал и у меня не было никаких фантазий об Алвине – он был красив только холодным, скульптурным образом, – мой пенис поднялся просто рефлективно, независимо от того, чем прикосновение было вызвано или что в него вкладывалось. Мы проснулись поздним утром и вышли перекусить. По дороге мы выкурили по сигарете, и я почувствовал, как в горло возвращается давно покинувшая меня хрипота. На Стуре Конгенсгаде выстроилась автомобильная пробка, и белые выхлопные газы беззвучно поднимались в воздух. Холод морозил велосипедистам лица. Здесь, как всегда, шли дорожные работы, из песчаных ям поднимался пар, и Алвин на несколько секунд скрылся в нем. Он заказал пять порций завтрака с апельсиновым соком и попросил принести их одновременно. Он десять минут рассматривал одну тарелку за другой, словно со всех сторон изучая мясное ассорти, йогурт и яйца. Внимание в его взгляде граничило с недоверием, так что казалось, будто он оскорблен. Каждые две минуты он решительно отодвигал очередную порцию и в конце концов принялся за одну из них, а на остальные не обращал больше внимания. «Тебе лучше привыкнуть», – сказал он и пояснил, что это единственный способ насытиться. Речь не о том, чтобы иметь возможность выбирать, и не о том, чтобы выбросить лишнее, не представляющее интереса. Просто знать, что таких порций на самом деле было сто, для него невыносимо, поэтому он и заказывает пять, всегда только пять. Таким образом он представляет, будто ограничивает предложение, а затем выбирает четыре наименее настоящих варианта, «отделив настоящую порцию от копий» – так он объяснил. Я подумал, что это шутка. Алвин достал телефон и показал мне свои фотографии, на которых он сидит за блестящими пластиковыми столами, перед тарелками с фастфудом. Он был болезненно бледен, что часто можно увидеть на фотографиях 90-х. «Это я в «КФС», когда он только открылся в Дании… Я в первом «Бургер Кинге»… Ты слышал, что «Бургер Кинг» предложили «Макдоналдсу» объединить воппер с Биг Маком во имя мира во всем мире? Вот я сижу в «Сабвее»… «Доминос»… «Бейгл Компани», когда они открыли свой первый магазин на Готерсгаде в 94-м. Клянусь, когда я впервые попробовал эти штуки, они были совершенно – как бы сказать? – особенными. Как будто я только их и ел, и больше ничего. В первый раз я всегда фотографирую». Снимки явно делал кто-то другой. Мне было до странного грустно думать, что Алвин подходил к стойке и просил его сфотографировать, а сотрудник из вежливости и потому, что в такое время суток других клиентов нет, идет