Степкины тропки. Василий Владимирович Коростелев

как хорошо, летом… Зимой, наверное, гораздо хуже, но я не помню зиму, ибо прожил совсем немного лет. Нет, летом дожидаться зимы, как-то скучно, очень много интересного летом происходит. Вчерась с Хлопушей бегали на речку, я ногу поранил – наступил на жемчужницу, зато пескарей руками в ручье ловили – шустрые они на полного ужаса, но я одного все равно ухватил!

      …Барин, Барин! Может возвернемся?

      – Можно…

      – А куда?

      – В детство, Семен, в детство…

      Полудрема под теплой медвежьей шубой убаюкивала, даже метель была ласкова к моему телу. И снежинки приятно падая на лицо, сгорали теплыми воспоминаниями…

      – Почему только помнится лето или поздняя весна с запахами сирени? Ах, не до того, опять суета, Семен с его кобылой…

      – Кончилась дорога барин! Не расчистили!

      – Как же так я еще тредневно назад старосте говорил выделить людей до тракта и к поместью Дмитрия Федоровича?

      – Тит, его итит! Кого в старосты назначаешь, барин? Мы как на духу – вдвоем в поле. Помирать вместях ежели што. ВОР-он! Дал бы гвоздя! Но только ты же далеко, а ворон рядом!

      – Не бери в голову Семен.. Лошадь, буран, все едино. Садись сюда. Ты же мой друг единственный с детства. А помнишь, как тебя пороли, за то, что прикрыл меня?

      – А ты барин?

      – Ну, меня то не пороли…

      И внезапно закричал: Штоф доставай! И гори оно все огнем, лошадь сама вывезет!

      Едем…

      Чокнулись запорошенными снежным хрусталем лафитниками и дальше…

      –За нас. Мы же с тобой ровесники.

      – А ты мою деваху умыкнул! Ленку жалко! Я бы…

      – А что жена досталась плохая?

      – Да не то слово, Ильич. Вроде как живем в согласии, а все равно муторно

      –Вот и мне… тоже.

      Внезапное сердце Ивана Ильича тридцати восьми лет от роду почувствовало сбой. « Быть или не быть, вот в чем вопрос» – подумал он и отключился…

      Ему не снилась последняя ссора с опостылевшей женой и детские разборки.

      А просто увидел деревенскую девку, отнятую от Семена, и ее кипейно белозубую улыбку и венок из одуванчиков, одетый лично на ее русую голову…

      – Барин, на тракт напали! – внезапно заголосил Семен.

      А Ивану Ильичу уже и этого счастья не хотелось.

      ***

      Степан долго выплывал из серой мути. Внезапно, толчками к нему возвращалось сознание. А потом он опять выпадал из реальности. Вот он отметил, что лошадь, до этого еле передвигавшая ноги, пошла быстрее, – Выбрались – подумал он.

      Вот он уже едет в сером автобусе, привалившись щекой к окну.

      Вот он уже видит угол, белой кремлевской стены, а с другой стороны глубокую снежную пустоту федосеевской улицы на которой находился дом деда…

      Очнулся он только в теплой знакомой квартире. Бабушка! – закричал он, уткнувшись ей в мягкую грудь, и заплакал от внезапно нахлынувшего ощущения счастья.

      О любви – сцена вторая

      В первое воскресенье марта, еще до женского праздника, мать с раннего утра поставила тесто на пироги,