33 – несчастье? Карибский кризис. Павел Опанасенко

на курс. Гигантские морские качели вернули корабль в прежнее положение, и я вновь сделал вдох. Затем, будто ничего и не произошло, вернулся к рукоятке на мачте. Бок жутко болел, не меньше локтя. Ребра ломать мне не приходилось, но было похоже на то. Каждый новый вдох давался с трудом, будто сломанное ребро упирается острой частью в лёгкое.

      – Надеюсь, оно только треснуло.

      Вращая рукоятку, я не на шутку выдохся, последние вращения делал уже из последних сил. Пальцы скользили по рифленой поверхности металла. Яхтсмены для этих случаев используют перчатки, но мы не яхтсмены, а морские бродяги, так что долой этикет и условности.

      Переведя взгляд с мачты на руки, я заметил, что браслет с красным шнурком и домиком с моей руки исчез. Еще минуту назад он сжимал запястье, и вот его не стало. Тот самый браслет, что подарила мне Настя перед моим отъездом. Я повернулся в сторону борта, куда скатился, когда упал на палубу, и в мелькающем свете налобного фонаря Леши увидел чуть заметный катающийся по палубе шнурок с кулоном.

      Несмотря на боль в колене и локте, я кинулся к нему, но очередная волна мощным ударом накренила яхту на правую сторону, и я чудом не вылетел за борт. Захлёбываясь солёной водой, взвыв от боли в лёгких, я все же успел схватить браслет в руку, а другой уцепиться за ванты.

      – Как же это задолбало! – кряхтел я, из последних сил соскребая себя с палубы.

      – Ты чего валяешься? – сквозь шум ветра услышал я вопрос Леши.

      – Да поскользнулся, – сказал я, держась за мачту и чуть ли не плача от боли.

      Ныло всё – пальцы и ногти, локоть и колено. Лёгкие наполнились морской водой и холодным воздухом, от этого разбухли. Я то и дело отхаркивался желчью с кровью.

      – Долго ещё? – спросил я не то Лешу, не то само море.

      – Нет, всё, можно расслабиться, – сказал Леша, сползая вниз с мачты.

      В полуприседе я вернулся под свой навес, как дворняга в дождливый вечер находит сухую коробку на мусорке, виляя хвостом от удачи. Пальцы на ногах скрутило от холода. Я, как мог, попытался их растереть, судорожно дёргая то один, то другой, не чувствуя ни боли, ни прикосновений. «Неужели отморозил», – пробежал холодок по спине.

      Леша и Женя, кидая на меня по очереди мимолётные взгляды, исчезли в темноте трюма.

      – Им-то хорошо, сейчас чаю попьют и согреются, – бубнил я себе под нос.

      – Там одеяла тёплые, спальники и подушки. Горячая еда, и нет этого проклятого дождя!

      – Пальцы отморозил, и где? В тропиках! Шевелитесь, шевелитесь проклятые.

      К бесчувствию пальцев и боли в груди добавилась сильная резь в паху. И это перекрыло все остальные напасти. Я сполз на пол и метр за метром заставил тело двигаться к ближайшим поручням.

      Вы пробовали когда-нибудь писать против ветра на американских горках? Можно было и не вставать из-под настила, эффект тот же.

      Думаю, у вас может возникнуть вопрос: почему я не спустился в трюм?

      Ответ