Жил-был стол… Совсем другие истории. Е. Е.

Я хочу его проводить. Только бы вот не упасть, сука.

      Да. И я отдал деньги. Но не помню. Хотя, конечно, отдал. Иначе откуда это всё?

      – Ты доедешь – перезвони всё же.

      – Да. Конечно.

      – Ну, удачи тебе.

      А что же я ему про корову-то говорил? А?!… Что, если бы знал, никогда этих денег не взял бы… Да! Точно! Она продала корову!!! Это она уже потом рассказала. Когда уже вышли после приговора, стояли за углом здания суда.

      И она рассказывала. Всё держала в руках конверт – такой, уже изрядно замызганный, но толстый. Перехваченный резинкой. Говорила, что они с мужем корову продали. Машину какую-то, старенькую шестерку, ещё что-то. Ещё что-то заняли, и всё равно не хватало. Хорошо, половину дал кто-то из местных, как я понял – бывший председатель их колхоза. Ну, тоже, наверное, правдами и неправдами скупил там все паи – что ж теперь с барского-то плеча не бросить?! Взаймы же, небось? Говорила она это всё мне, но вроде как и сыну. Долго, сбивчиво. Тыча его в грудь, какой он обалдуй, и тряся этим конвертом. Так она и обращалась – то ко мне, то к нему. Ещё что-то рассказывала про жизнь раньше. Как муж был агрономом. Как всё хорошо было. Уважаемая семья. Всё у них есть. Как сын сразу после школы поступил в институт. Да что-то там с кем-то связался… как я понял, какие-то спекуляции, не то театральными билетами, не то кроссовками. Или и тем и другим. А в восемьдесят пятом с этим было ещё очень строго. Так оно как-то всё и пошло дальше – хуже и хуже.

      И вот теперь я стою и вынужден слушать все эти причитания. Оно мне надо? Мне конверт нужен! Но приходится слушать – это всякий раз неизбежно – сокрушенно кивать, с понимающим видом поглядывать то на своего подзащитного, то на его родственников. Говорить что-то дежурное. Ну а как? Нужно делать вид, что проникся их бедой. Это вежливость, это тактичность. Этому учили на занятиях начинающих адвокатов. Я понимаю, что она отдаст этот конверт. Все они отдают, особенно когда, как сегодня, всё прошло удачно. Но давно заметил: аванс дают легко. А вот остальное… тянут, тянут… не выпускают из рук. Вроде как, пока деньги у них, это ещё их деньги… А ещё я понимаю другое: с кем ей поговорить, как не со мной?! И я слушаю. Мне надо бы что-то сказать. А я даже не знаю, как к нему обратиться. На «ты»? На «вы»? Мы с ним всего-то несколькими фразами перекинулись. Все документы мне мать принесла.

      – Владимир, видите, как всё это тяжело. И… это тебе ещё повезло, условно дали. Хорошо, судья проникся, выслушал меня.

      И уже ей:

      – Ну сами видите – не зря я к нему ходил… И это всё не зря, – киваю на конверт.

      Она отдает его. Всё.

      – Мне надо ещё зайти… сами понимаете, – и я ухожу.

      Или нет? Уже когда свернул за угол, направился к подъезду суда – типа я же должен рассчитаться (ещё один блеф, непременный и очень важный штрих во всех этих разводах: должны видеть, что я рассчитываюсь за помощь и понимание), она окликнула меня… Что сказала-то? Ведь я же вернулся?! Да? А что? Что-то важное… я же точно вернулся…

      – Ну шо? Поедым? То ж пробки будуть.

      Надо же, как он говорит… Да, наверное, надо