Аметистовый блин. Далия Трускиновская

если не врет инструкция, блин!..

      – Помнишь, как я дала слово? – спросила Данка. – Когда вы с Майкой приехали меня из петли вынимать?

      – Было дело, – искренне пытаясь вспомнить, подтвердил Сережа.

      – Я поклялась, что теперь выйду замуж за первого, кто сделает предложение, будь это хоть подзаборный алкоголик, хоть президент партии сексуальных меньшинств, хоть… хоть… ну, не знаю кто!

      – Я никому об этом не говорил! – в ужасе воскликнул Сережа. Ужас, впрочем, был какой-то подозрительный…

      – При чем тут ты?!!

      – Майка?…

      – Майка? – Данка призадумалась. – Ну, наверно, и она тоже.

      – А кто еще?

      – Да я, понимаешь, я! Я сама всем раззвонила! Ну и вот…

      – Посватался президент?

      – Хуже!

      Лицо у Данки сделалось такое, что Сережа осознал: лучше в петлю, чем под венец!

      И кто бы это мог быть?

      Данка смотрела на него так, будто Сережа не только знал этого человека, но и числил его на первом месте в списке смертельных врагов.

      – Ну? – с надеждой спросила Данка. – Еще не понял?

      – Понял… – ошарашенно произнес Сережа.

      В год своего знакомства с Майкой он застал как-то в Данкиной квартире человека, который вызвал у него резкое внутреннее сопротивление. Потом Майка с восторгом толковала, как Данка выставила это убоище и прокляла отныне и до веку. Затем в разговорах между подружками он фигурировал как образец всего того, чему в жизни порядочной женщины – не место. Да еще под кодовым наименованием – Убоище. Сережа полагал, что этот красавец давно уже пристроен, а о Данке и думать забыл.

      Оказалось – фиг вам. После позорного изгнания ему даже не потребовалось, в порядке зализывания ран, жениться на другой. Он был женат давно и выгодно. Жена приняла его, но, видно, где-то во внутреннем блокнотике поставила очередную галочку. Затем примерно совпали два эпохальных события – Данку бросил жених, а Убоище было брошено поумневшей женой. Но Данка-то осталась в своей квартире, вооруженная пневматическим пистолетом. А Убоище очнулось, сидя на чемодане.

      Заметавшись в поисках пристанища, оно и узнало про страшную Данкину клятву.

      К счастью, тот приятель, что разболтал о клятве Убоищу, позвонил Данке и предупредил, что к ней скоро приедут свататься. Жениха он не назвал, но это и не требовалось. Почуяв, откуда ветер дует, Данка собрала информацию – и поняла, что пора уносить ноги.

      У треклятого Убоища хватило бы подлости сделать предложение в присутствии большого количества народу – и Данка оказалась бы повязана по рукам и ногам.

      Она ожидала от судьбы чего-нибудь этакого, она просила судьбу послать ей хоть завалящего мужичонку, чтобы как можно скорее проучить беглого жениха. Но почему вдруг Убоище?…

      В справедливом негодовании Данка напрочь забыла, что четыре года назад была влюблена страстно и отчаянно. И ведь видела она тогда в Убоище много такого, за что спокойной жизнью пожертвовать было не жалко. А теперь, полюбуйтесь, сидит на кухне, на чужой, кстати, кухне, и чуть что – за пистолет хватается.

      Разумеется,