Остров спокойствия. Нора Робертс

Йоханссон.

      Через пятнадцать минут она поняла, что зря не сходила в туалет вместе с Тиш – хотя было бы катастрофой встретить красящую там губы Тиффани, – или нужно было пить поменьше «фанты».

      Через двадцать минут пришлось сдаться.

      – Мне нужно в туалет, – прошептала Симона.

      – Ну вот! – прошептала в ответ Ми.

      – Я быстро.

      – Пойти с тобой?

      Она помотала головой, отдала Тиш остатки своего попкорна и «фанты», быстро прошла вверх по проходу, свернула направо к дамскому туалету и толкнула дверь.

      Пусто, не надо стоять в очереди. С облегчением она забежала в кабинку и, пока писала, думала о том, что неплохо справилась с ситуацией. Возможно, Сиси права. Возможно, она уже близка к пониманию, что Трент – мудак.

      Но он такой милый, и у него такая улыбка, и…

      – Не важно, – пробормотала Симона. – Мудаки тоже бывают милыми.

      И все же она продолжала об этом думать, пока мыла руки, разглядывая себя в зеркале над раковиной.

      У нее нет длинных светлых кудрей Тиффани, ярко-голубых глаз или потрясающей фигуры. Насколько она могла судить, ее внешность была самой средней. И средне-каштановые волосы, которые мать не позволяла покрасить.

      Ну, ничего, вот исполнится ей восемнадцать, и она сможет делать со своими волосами все, что захочет. Жаль только, что собрала их сегодня вечером в хвостик – совсем по-детски. Пожалуй, она сделает короткую стрижку. И панковский «ежик».

      Рот у нее широковат, хоть Тиш и говорит, что это сексуально, как у Джулии Робертс.

      Карие глаза не такие глубокие и драматичные, как у Ми, а просто коричневые, как дурацкие волосы. Конечно, Тиш не была бы Тиш, если бы не сказала, что они «янтарные».

      Но это просто красивое слово, означающее тот же «коричневый».

      Ничего. Пусть у нее средняя внешность, зато она не фальшивка, как Тиффани, обесцвеченные волосы которой тоже на самом деле коричневые.

      – Я не фальшивка, – сказала она зеркалу. – Трент Вулворт – мудак. А Тиффани Брайс – грязная шлюха. Пусть оба катятся в ад.

      С решительным кивком Симона высоко подняла голову и вышла из туалета.

      Она подумала, что крики и громкие хлопки – петарды? – звучат в фильме. И кляня себя за то, что пропускает важную сцену, зашагала быстрее.

      Дверь кинозала распахнулась. Мужчина с дико вытаращенными глазами сделал один неверный шаг и тут же упал лицом вперед.

      Кровь? Это кровь? Руки мужчины вцепились в зеленый ковер, на котором расплывалось красное пятно, и замерли.

      Вспышки. Симона увидела через приоткрытую дверь вспышки. Выстрелы, крики. И люди – их тени и силуэты – падали, бежали, падали.

      И фигура, темная на темном, методично шагала вверх по рядам.

      Застыв на месте, она смотрела, как фигура повернулась и выстрелила бегущей женщине в спину.

      Она не могла дышать. Если бы не перехватило дыхание, она бы завизжала.

      Часть ее мозга отвергала то, что она видела. Это не могло быть по-настоящему. Это, наверное, как в кино. Понарошку.

      Но инстинкт