Суворов и Кутузов (сборник). Леонтий Раковский

немилосердно. Только когда оно спускалось туда, за самую высокую из всех трех гор – Еврейскую, где стояли левофланговые 1-я и 2-я дивизии, тогда становилось немного полегче.

      Но до заката было еще далеко.

      Огнев пробежал расположение соседей – своего брата пехоты, – пробежал мимо батареи секретных шуваловских единорогов. У каждой гаубицы дуло закрыто было медной покрышкой. Вокруг батареи, изнывая от жары, стояли часовые, чтобы никто не подходил к единорогам. Шуваловцы давали особую присягу – никому не рассказывать о секретных гаубицах, но вся армия давно знала, что у единорогов дуло не круглое, а такое, как яйцо.

      За батареей начиналась вся эта неразбериха полковых и офицерских обозов. На холме и в овраге теснились сотни повозок, палуб и телег.

      Вокруг одной палубы толпились солдаты разных полков. Ильюха подбежал посмотреть, что там такое.

      На палубе, свесив вниз ноги, сидел прусский перебежчик – большой плечистый мужчина лет сорока, со смешными, торчком поставленными маленькими усиками.

      Молодые солдаты, которые еще ни разу не видали прусских гренадер, лезли вперед, чтобы получше разглядеть гостя. А старики, покуривая, стояли в сторонке. Разговаривали:

      – Не спорь, пруссак лучше нас стреляет…

      – Да ты скажи – почему?

      – Потому, что у тебя в патронной суме сколько пуль?

      – Пятнадцать.

      – А у него больше.

      – Так и у нас в обозе, в патронных ящиках, лежит по пятнадцати пуль на каждого солдата…

      – Ладно. Ты спроси вот у него, у фурлейта, он те скажет, много ль у них на палубах патронов осталось.

      – Петров, погоди, – вмешался другой солдат, – я вот что скажу. Эй, парень! – потянул он за рукав Ильюху, который стоял возле спорящих.

      Ильюха обернулся.

      – Ты в бою бывал? – спросил у него какой-то седоусый гренадер.

      – Нет еще, – почему-то смутился Огнев.

      – А стрелял когда-либо из фузеи, хоть раз?

      – Нет, не стрелял. Дядя Егор только приемы показал…

      В толпе захохотали.

      – Ну, вот видишь. Много ль такой попадет! А ведь, как говорится, выстреля, пули не поймаешь! И таких, как он, у нас чуть не половина.

      – Старых солдат немного осталось, – прибавил другой.

      – В новом корпусе, что на правом фланге стоит, рекрутов – целые роты.

      Огневу этот спор был неинтересен. Он понемногу протискивался вперед, поближе к палубе.

      Возле палубы стоял какой-то аудитор. Он служил переводчиком между пруссаком и русскими солдатами, которые задавали ему вопросы. Перебежчик словоохотливо говорил.

      Ильюха во все глаза рассматривал немца.

      – Ишь ведь, по-каковски лопочет, а не собьется! – сказал кто-то из стоявших впереди Ильюхи.

      – Тише! Погоди ты! – зашипели на него соседи: все внимательно слушали аудитора, который переводил, что сказал немец.

      – У них, говорит, ни минуты свободной нет. Солдат должон весь день что-либо делать. Так стоять без работы, как мы сейчас стоим, у них не