Серебристая бухта. Джоджо Мойес

Лизе. Одного этого хватило, чтобы испортить ей настроение – она категорически не желала связываться с интернет-бизнесом, – так еще супруг постоянно был недоволен. И номер оказался для него недостаточно просторный, и мебель старая, и в душе пахло плесенью. За первые два утра он съел коробку хлопьев, а когда я на следующий день выставила новую, он заявил, что я лишаю его выбора. В довершение всего он пожаловался, что Лиза позже, чем было назначено, вышла в море, хотя они сами явились на пристань с опозданием, потому что он хотел посмотреть Музей китобоев и я была вынуждена открыть музей специально для него.

      Его жена, элегантная, очень ухоженная женщина (когда я вижу подобных дам, всегда думаю о времени и усилиях, которые они тратят на то, чтобы так выглядеть), повсюду ходила за ним следом и тихо извинялась перед каждым, на кого он спускал собак. Глядя на то, с какой легкостью она умудрялась делать это незаметно от мужа, можно было предположить, что это для нее не в новинку. Она извиняющимся тоном сообщила мне, что эта поездка – его «подарок» ей на годовщину, а сама в это время оглядывалась на мужа, который, набычившись, шагал к отелю. Мне стало интересно, через сколько лет у нее на лбу появятся глубокие морщины.

      – Эта поездка ему нравится намного больше, чем прошлогодняя, – сказала она, и я с сочувствием положила руку ей на плечо.

      – Он хам, – заявила Лиза, вернувшись в отель. – Если бы не она, я бы их не взяла.

      Мы переглянулись.

      – Держу пари, ты подарила ей прекрасный день.

      – Вообще-то, нет. Китов нигде не было. Я покатала их лишний час, но море словно опустело.

      – Может, они знали.

      – Да, я врубила сонар, чтобы они на сегодня разбежались, – отшутилась Лиза.

      Иногда я вижу в ней свою младшую сестру. Она так же наклоняла голову, когда о чем-то задумывалась, у нее были такие же тонкие сильные пальцы, и она так же улыбалась, когда смотрела на свою дочь. В такие моменты я понимала: то, что Лиза и Ханна живут со мной, – благословение свыше. Это такое естественное счастье – видеть продолжение своего рода. Мы, бездетные, и не можем иначе испытать эту радость. А порой я вдруг вижу в Лизе не только ее маму, но и своего двоюродного деда Эвана, свою бабушку, даже себя. Последние пять лет я благодарила Бога за этот дар. В какую-то секунду я вдруг видела знакомое выражение лица, слышала знакомый смех, и это, пусть совсем чуть-чуть, компенсировало мне потерю сестры.

      Но у Лизы были свои отличительные черты: настороженность, никогда не покидающая грусть, бледный шрам на скуле возле левого уха – все это принадлежало исключительно ей.

      Для меня, конечно, не стало сюрпризом то, что Нино Гейнс не звонил мне несколько дней, после того как я выпроводила его в последний раз. Я бы не сказала, что соскучилась по нему, но мне не хотелось, чтобы он сидел где-нибудь на Барра-Крик и плохо обо мне думал. Кому, как не мне, было знать, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на обиды.

      После ланча я обернула лимонный пирог в вощеную бумагу, положила его на пассажирское сиденье и поехала к Нино. День был чудесный, воздух такой чистый, что можно было разглядеть