Разрушь меня. Тахира Мафи

звучит ровно и плоско, руки и ноги онемели, будто ампутированные. – Мы сидим в одной камере две недели, ты решил, что достаточно узнал меня, но ты по-прежнему ничего обо мне не знаешь. Что, если я сумасшедшая?

      – Никакая ты не сумасшедшая, – говорит он сквозь зубы. – И прекрасно это знаешь.

      – Значит, сумасшедший ты, – возражаю я. – Один из нас точно псих.

      – Это неправда.

      – Скажи мне, за что ты здесь, Адам? Что ты, якобы здоровый, делаешь в психиатрической лечебнице?

      – Я задаю тебе тот же вопрос с первого дня.

      – Может, ты задаешь слишком много вопросов?

      Слышу, как он с силой выдохнул и невесело засмеялся:

      – Мы, можно сказать, последние живые люди в этом заведении, а ты и меня хочешь заткнуть?

      Закрываю глаза и думаю только о дыхании.

      – Отчего же, говорить можно. Дотрагиваться нельзя.

      Семь секунд молчания присоединились к беседе.

      – А если я хочу тебя трогать?

      Мое сердце превратилось в дуршлаг от пятнадцати тысяч выражений острого недоверия. Меня посетило искушение повести себя безрассудно – болезненное, отчаянное желание получить навсегда запретный для меня плод. Я отвернулась, но не удержала ложь, и она выплеснулась у меня изо рта:

      – А если я этого не хочу?

      – Я тебе настолько противен? – резко спрашивает он.

      Невольно оборачиваюсь, застигнутая врасплох его словами, и выдаю себя. Он смотрит на меня сурово, сжав челюсти, выставив подбородок, пальцы скрючены, как когти. Глаза, эти два ведра дождевой воды, глубокие, свежие и чистые.

      Обиженные.

      – Ты не знаешь, о чем говоришь, – задыхаясь, бормочу я.

      – Ты не можешь ответить на простой вопрос!

      Покачав головой, он отворачивается к стене.

      Мое лицо застыло, как бесстрастная маска, руки и ноги будто залиты гипсом. Опустошенная, я ничего не чувствую. Я ничто, я пустота, я не могу пошевелиться. Смотрю на маленькую трещину у самой тенниски. Я буду смотреть на нее целую вечность.

      Одеяла упали на пол. Мир расплывается, будто сбили резкость, в ушах звучат звуки иных измерений. Глаза закрываются, мысли куда-то плывут, воспоминания остро колют в самое сердце.

      Я знаю его.

      Я изо всех сил пыталась не думать о нем.

      Я старалась забыть его лицо.

      Я хотела забыть эти синие глаза, но я знаю его, я знаю его, я знаю его. В последний раз я видела его три года назад.

      Я никогда не могла бы разлюбить Адама.

      А он забыл меня.

      Глава 7

      Я помню телевизоры, камины, фаянсовые раковины. Я помню билеты в кино, парковки, фургоны для перевозки мебели. Я помню парикмахерские, каникулы, оконные жалюзи, одуванчики и запах горячего асфальта на шоссе. Помню рекламу зубной пасты, женщин в туфельках на каблуках, стариков в деловых костюмах. Помню почтальонов, библиотеки, мальчишечьи рок-группы, воздушные шары и рождественские елки.

      Я помню,