Природа зверя. Надежда Попова

будет это наставлением каждому и укреплением в нравственности и добропорядочности, для чего приговор зачитан при всеобщем собрании, с молитвой, дабы Господь и Пресвятая Дева Мария милостивы были к душам грешников, аминь».

* * *

      Поздно вечером накануне казни

      Полутруп. Застывшие глаза смотрят в потолок. Как знакомо.

      Губы похожи на куски сырого мяса. Руки опухли и почти не гнутся. Знакомо.

      Во взгляде на вошедшего – немыслимая смесь равнодушия с ужасом. Знакомо.

      Грохот двери, закрывшейся за спиной. Знакомо до боли…

      – Не бойся. Я п-пришел сюда не затем, чтобы вести тебя снова на допрос.

      – А зачем?

      – Поговорить.

      – О чем?

      – О тебе. О т-твоей наставнице.

      – Значит, все-таки допрос…

      – Нет. Считай, что это исповедь. Это без п-протокола, как ты видишь, и ничего из услышанного мной здесь никто не узнает без твоего желания.

      Вздох и молчание, долгое молчание. Знакомо…

      – Больше мне нечего о ней рассказать.

      – Не надо рассказывать, если не хочешь. Я буду с-спрашивать, а ты – отвечать, если будет желание. Если не захочешь – молчи. Или сам спрашивай, о чем хочешь.

      Это должно было быть смехом, хотя прозвучало, как рыдание.

      – Я, наверное, брежу…

      – Я ведь обещал тебе, что все п-прекратится, если ты будешь говорить со мной честно, и больше допросов не будет. Ты сделал правильный выбор, х-хотя и так поздно.

      – Не надо. Если я действительно имею право говорить, что хочу, то говорю: не надо мне о правильном выборе. Любой на моем месте сделал бы то же самое. Только ради того, чтобы прекратить все это…

      – Ты и теперь не с-сказал бы мне ничего, не будь пытки? Даже т-теперь? Твое мнение о том, что ты делал, не изменилось? Не бойся ответить. Обещаю, тебе это ничем не грозит.

      – Сказал бы.

      – А если ч-честно?

      Молчание. Знакомо…

      – Не знаю.

      – Понимаю. Об этом сложно думать, когда уже п-пришлось говорить из-под палки. Сложно признать самому, что ошибался, когда это признание уже вырвали п-помимо твоей воли.

      – Чего вы хотите от меня?

      – Я уже сказал. Просто п-поговорить. Сказать мне сейчас ты можешь абсолютно все.

      – Зачем?

      – Я говорил тебе, что подумаю о твоей душе, к-когда все это закончится. А ты сам не хочешь подумать о душе?

      – Это означает, что скоро меня казнят?

      – Ты боишься умереть?

      – Не знаю. Кажется, уже нет…

      – Это х-хорошо. Страх мешает думать связно и говорить то, что нужно.

      – Кому?

      – Т-тебе. И я здесь ради т-тебя. И – нет, это не значит, что тебя казнят.

      – Что бы я ни сказал?

      – Да.

      – Поклянитесь.

      – Господь запретил клясться его именем; к-какой еще клятве ты поверишь?

      – Не знаю… Не надо. Все равно…

      – Ты меня ненавидишь?

      Молчание…

      Знакомо…

      – Не