Добыча. Эндрю Фукуда

звали Пепельный Июнь. Как и я, она жила в столице, притворившись одной из них, – слова слетают с языка быстро, я слишком долго их сдерживал. – Мы были знакомы много лет, не зная, что так похожи. Узнали только несколько дней назад, когда оказались в Институте. Когда нас раскрыли, она пожертвовала собой, чтобы меня спасти.

      – Мне так жаль, Джин. Я не знаю, что сказать.

      – Я не хотел ее оставлять. Я пытался за ней вернуться. Но у меня не было выбора. Я ничего не мог сделать. Их было слишком много. Возвращаться было бы самоубийством…

      – Это правда, – тихо говорит Сисси. – Ты ничего не мог сделать. Я же тоже была там, Джин, я видела эти толпы, гнавшиеся за нами. Ты сделал единственное, что мог, – убежал.

      Джейкоб громко стонет мне в ухо. Я понимаю, что слишком сильно его стиснул, и ослабляю захват.

      Спустя несколько очень долгих секунд Сисси мягко произносит:

      – Ты ничего не мог сделать, Джин.

      – Я знаю.

      – Мне правда очень жаль.

      После этого мы долго молчим. Веревка поскрипывает и затихает.

      – Сисси.

      – Да?

      – Я хочу тебе кое-что сказать, хорошо?

      Пауза.

      – О чем? – спрашивает она.

      – Об Ученом.

      – Продолжай.

      – Я кое-что от вас скрыл.

      – Кажется, я знаю, что это, – говорит она после небольшой паузы.

      – Нет, не думаю. Только не это.

      – Он твой отец, правда?

      У меня отпадает челюсть и летит до самого дна колодца.

      – Откуда ты… что?

      – Тссс, остальных разбудишь.

      – Он тебе обо мне рассказывал?

      – Нет, никогда.

      – Тогда откуда ты…

      – Я видела, как ты двигаешься. Почти так же, как он. Как ты сидишь на земле, вытянув одну ногу, согнув другую и поставив подбородок на колено. Потом у тебя глаза той же формы и того же цвета. Ты думаешь с таким же выражением лица. Ты даже говоришь так же.

      – Остальные что-то заподозрили?

      – Ха. Они поняли сразу, как мы тебя увидели.

      – Не может быть.

      Она усмехается.

      – Мы, конечно, жили в изоляции, но это не значит, что мы не видим очевидного. – Она опять двигается, и веревка колышется. – Думаешь… он там, наверху?

      – На небе?

      – Нет там, в конце тоннеля, куда бы он ни вел.

      – Хорошо бы. Для меня нет ничего важнее, чем найти его… – я умолкаю, пораженный собственными словами. Но это правда. С того самого момента, как я увидел свое имя на том камне, я почти ни о чем другом не могу думать. – Я дойду до самого края земли, чтобы найти его, Сисси.

      Она молчит, будто ждет, что я продолжу.

      – Можешь кое-что мне рассказать? – спрашивает она.

      – О чем?

      – Как это было? Как вы жили? – неуверенно спрашивает она. – У тебя были братья или сестры? Твоя мать была жива? Вы были счастливой семьей? Расскажи, как вы жили среди этих чудовищ.

      Минуту я молчу.

      – Сестра и мать умерли, когда я был маленьким. Однажды утром они ушли вместе с отцом, а вернулся он один. Их съели. Об этом говорили и годы спустя. О том, как