Упадальщики. Отторжение. Tony Lonk

уровень. Саймон не справлялся с новыми вводными.

      – Заткнись, шавка! – защищал он своё право на раздражение.

      Подобно собаке, Ромуальда учуяла его слабину. Ей выпал шанс зайти ещё дальше.

      – Будь ты хоть лордом Ричардом, национальный признак никуда не денется. Советую тебе поджечь себя, и если тебе повезёт выжить, ты будешь навсегда лишён национального признака не только на словах. По-другому никак. Тебе никогда не заработать на пластические операции.

      Услышав это, Саймон набросился на неё с намерением «сжечь суку первой».

      Его горячее намерение было внезапно погашено преждевременным визитом званых гостей в лице близких друзей-наставников. Ромуальда презирала званых гостей. Званые гости презирали Ромуальду. Взвесив все «за» и «против», она решила уйти туда где, как ей казалось, её презирали все сорок лет, которые она прожила в надежде на то, что когда-то всё изменится.

      Глава 3. Горечь материнской любви

      Много лет тому назад «Красный дом» на правой набережной был огромным шумным гнездом беспокойного и когда-то счастливого семейства Нойманн. Давно покинутый своими певчими птицами, приют её вымирающего рода встретил Ромуальду невыразимой тоской и тёмно-багровой мрачностью. Кое-где стены некогда образцового фасада и вовсе почернели. Большой дом медленно погибал без энергии полноценной человеческой жизни под его кровом.

      Тихо отворив двери своим ключом, Ромуальда направилась к месту, где находился бесценный след давно ушедшего счастья. Этот необыкновенный след, соединяющий настоящее с прошлым, хранила стена заброшенной спальни. Там, скрытый от солнца и мира за плотнозанавешенным окном, доживал свои дни её отец. Над его кроватью, уже после его смерти, по приказу матери была прибита самодельная книжная полка с грубыми деревянными створками. Некрасивая, наспех сколоченная конструкция скрывала надпись на стене, которую оставил Отто, когда понял, что жить ему осталось недолго.

      «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь».

      Единственным поводом возвращаться в родительский дом снова и снова для Ромуальды была неописуемая тяга к медитативному созерцанию корявых буковок. Забывая о времени и насущных вопросах, она застывала перед посланием, наполненным безоговорочной любовью и надеждой на лучшее. И как бы ни хотела она верить отцу, у неё этого ни разу не получилось. Ей не посчастливилось найти чудо, которое могло бы спасти её от самой себя.

      «Красный дом Нойманнов» превратился в «Склеп Нойманнов». Внутри особняка колонистов-основателей Старого Света царил безнадёжный мрак. Только в одной комнате, дни и ночи, горел яркий жизнеутверждающий свет.

      Это было крохотное убежище для матери Ромуальды. София встретила старость в положении, о котором в молодости и помыслить не могла. Отверженная по вине её личных убеждений. Бессильная, чтобы воплотить хотя бы один из своих многочисленных замыслов. Широта её желаний неминуемо сталкивалась с ограничениями её возможностей. Одинокая, и поэтому лишённая деятельного функционала. Слишком