Дети утренней звезды. Алексей Олейников

пытаясь заглянуть внутрь головы. Задышала медленно, расслабленно, дыхание потекло мягким потоком – от стоп через колени, живот, где теплым клубком свивался желтый огонь, выше по позвоночнику, мимо яркого пламени сердца в грудине, сквозь звонкий синий лед гортани, переносицу с горящей искрой, в фиолетовую мглу, клубящуюся в голове.

      Так она видела изнутри свое тело, так она ощущала его контуры, обегала их мысленным взором и дышала, текла с дыханием все выше, к затылку, который все тяжелел и тяжелел, пока она там не собралась вся, в этой точке, едва вынося давление. И вылетела как пробка! Миг – и поток вынес ее прочь. Она склонилась над собственным телом – нет, над чужим телом, сквозь которое мерцал ее истинный облик, в бестелесном облике ее зрению открывалось больше, природа вещей раскрывалась ее взгляду, как устрица под ножом.

      Меньше секунды она смотрела на дробный облик человека, погребенного в другом человеке, и отлетела – слишком необычной, слишком чуждой казалась она себе. Ее отнесло на середину комнаты, она закружилась: вот спит Виолетта Скорца в обнимку с планшетом, вот тихо дышит Мэй Вонг в цветастой пижаме с драконами. Вокруг нее сверкает пестроцветие амулетов и артефактов. Дженни подплыла ближе – и отпрянула, ощутив подобие ожога: на всех четырех ножках кровати качались бумажки с зубастыми черными иероглифами. Защитные амулеты от злых духов. И эта Вонг успела их прилепить? Надо к ней приглядеться.

      – У нас дела… – напомнила рыжая фигура на подоконнике. Лас выгнул спину, потянулся. Видно было, что зверю доставляет удовольствие его подлинный облик. Фосс просочился сквозь окно и исчез.

      – Зануда… – Дженни поплыла следом, прислонилась к стеклу. Оно пропустило ее почти без задержки, едва она вспомнила, что не имеет тела. Ей почудился в доме слабый шорох – но не возвращаться же из-за такой мелочи! Мыши, наверное.

      Черные ели, черная трава, пробивающаяся из-под снега, сверкающие мягким серебром поляны, серые стены коттеджей. Тускло-красная черепица. Лунный свет менял мир, выворачивал наизнанку, предъявлял негатив, в котором вещи обретали иной, пугающий смысл, больший, чем тот, что вложен был в них человеком. Полная луна…

      Она бежала по снегу, не поднимая и снежинки, прозрачнее ветра, скользила вперед. Впереди длинными прыжками мчался Лас, поднимался по склону к замку. Луна, безумная корова небес, лила сверху призрачное молоко. Дженни видела: в черном лесу, за приземистыми столбиками электронного забора, разгорается багровое пламя. Проклятые перевертыши, существа, созданные в насмешку над зверодушцами, рождали в лесу свой второй облик, выворачивались наизнанку, так же как Луна оборачивала своим выморочным светом все зримое. Вой плыл над лесом, низкий, горловой вой тоски и бешеной радости. Перевертыши радовались свободе, в такие ночи удесятеренная сила гуляла в них: рабы Луны, они росли и умалялись с ее жизнью.

      «Они стерегут нас или охраняют? – подумала Дженни. – И почему я так долго поднимаюсь?..»

      Едва она об этом подумала, стены замка встали