В архивах не значится. Виталий Гладкий

корневище вывороченной паводком лесины.

      – Ц-ц-ц…

      Макар зацокал языком, не сумев удержать восхищения, когда мелодично звякнул хорошо смазанный затвор винчестера.

      – Хорошо… – сказал он с завистью. – Мериканка новый. Шибко хорошо. Много деньга, однако, стоит…

      Якут тяжко вздохнул.

      – Доведешь до места, получишь винчестер в подарок, – сказал бородач.

      – Ай, тойон![1] Хана барда?[2] Дорога нету. Кушать нету. Тойон пропадай, Макарка пропадай.

      – Да не тойон я, Макар. Зови меня Владимиром. Мы ведь с тобой договорились.

      – Ла-ди-мир… Ла-ди-мир…

      Макар даже побагровел от натуги, пытаясь правильно выговаривать имя бородача.

      – Уф-ф! Шибко тяжело, однако…

      Он виновато улыбнулся.

      Из котелка плеснуло в костер; ароматный пар приятно защекотал ноздри изголодавшихся путников, и вскоре оба усердно орудовали самодельными деревянными ложками, изредка смахивая обильный пот со щек.

      – Хлебца бы… – сказал бородач.

      Он хмуро взглянул на тощий вещмешок, где хранились остатки муки – фунтов сорок, не больше.

      – Симбир…[3] – ответил Макар.

      Он выловил из котла кусок налимьей печенки и от блаженства сощурил свои и так узкие глаза.

      – Мясо кушай, рыба кушай, ягода кушай – помирай нету.

      – Я русский, Макарка. А у русских хлеб – всему голова. Без хлеба сыт не будешь, – вздохнул бородач. – Сейчас бы ржаного, с корочкой, из русской печи… Эх! Помирать буду – вспомню.

      – Зачем помирай? Нюча[4] улахан[5], крепкий, однако. Много живи надо…

      Чай пили далеко за полночь. Река закуталась в легкий туман, блеклые звезды робко выглядывали из серых туч, – они неторопливо обволакивали ночное небо.

      – Дождь, однако, будет, – тревожился Макар.

      – Поживем – увидим… – смачно прихлебывал крепкий чай бородач. – Не раскиснем. Не впервой.

      – Чай кут[6], – протянул кружку Макар. – Ла-ди-мир…

      Не спалось. Терпкий запах стланика (его ветки служили ему в эту ночь постелью) разбудил глубоко упрятанные в тайниках души воспоминания…

      Сосновый бор, прелестный летний день. На лужайке трава, как дорогой персидский ковер, – густая, шелковистая, в узорочье цветов.

      Аромат разогретой жаркими солнечными лучами живицы.

      До солнца рукой подать; оно запуталось среди зеленых иголок, на какое-то время покинув свою голубую небесную обитель.

      Пикник, море шампанского, веселые друзья-офицеры и шикарные юные дамы, затеявшие игру в пятнашки.

      Он объезжает коня, подаренного ему матерью. Это тракененский вороной жеребец, полукровка, резвый и горячий сверх всякой меры.

      «Вольдемар! Душка, где вы? Ау-у!»

      Графиня Дашкова. Она мила, обворожительна и чересчур настойчива. Большая любительница флирта и верховой езды.

      «Мон шер, куда вы запропастились? – заворковала графиня, томно вздыхая

1

Тойон – начальник (якут.).

2

Хана барда – Куда пойдем (якут.).

3

Симбир – Все равно (якут.).

4

Нюча – русский (якут.).

5

Улахан – большой (якут.).

6

Чай кут – чаю налей (якут.).