Я иду искать. Джослин Джексон

выудил из кудряшек косяк, заправленный за ухо, и едва не уронил, когда машина резко дёрнулась. Он рассмеялся, а я ещё раз попыталась надавить на педаль сцепления. Я научилась обращаться с механической коробкой передач, но машина Тига управлялась не так, как проворные мамины седаны, на которых ездили ученики Брайтона.

      Я начала, петляя, выезжать из города. Но не к главному въезду, к железным воротам, на которых витиеватыми буквами было выведено: Вэйверли-Плейс. К неизведанным землям за домами. Тиг зажал между губ косяк и по-ковбойски щёлкнул зажигалкой о джинсы, так что открылась крышка и вспыхнул огонёк. Я торопливо открыла окно – такой запах лизоль заглушить не мог. Хорошенько затянувшись, Тиг передал косяк мне.

      – Ничего, только меня туда по определению не примут, – его накуренный голос был тих, словно ему не хватало воздуха. Я открыла своё окно, взяла косяк, вдохнула, сжимая и разжимая губы, чтобы выпустить воздух. Мне нравилось курить, но лишь совсем чуть-чуть. Лёгкая доза вызывала во мне голод; вообще он был всегда, но под марихуаной я могла есть, не чувствуя жирных складок, свисающих с моего тела, и взгляда невидимых глаз, следящих за мной, и запоздалого стыда. Я даже не стеснялась есть в кафешке на виду у Тига – ненакуренная я нипочём бы не рискнула. Чуть перебрав, ощущала в груди неясное давление, сжимающее сердце. Ещё боялась, что начну вести себя слишком развязно. Что, перебрав, перестану себя контролировать, наброшусь на Тига, хищно раскрыв голодный рот, жадными руками сожму его тело и раздавлю нашу хрупкую, странную дружбу, всё, ради чего я жила – разговоры за обедом, совместные занятия в библиотеке, а главное, эти ночи.

      – Может, «Сон-трава»? – спросила я. – Я же вечно хочу спать, а ты, ну сам знаешь.

      Тиг покачал головой. До него не дошло.

      – Ну, я всегда хочу спать, а ты всегда на траве.

      Тиг так расхохотался, что аж захрюкал.

      – Не на траве, а под травой.

      – Хорошо, – сказала я миролюбиво, – под травой.

      Он заржал ещё громче, и я подумала – сейчас он себе что-нибудь сломает. Мне нравилось его смешить, и чем дальше мы уезжали от дома, тем веселее мне становилось. Тому способствовал и косяк, так что я затянулась ещё раз.

      – Сон-трава. Ты и я, – сказал он, когда вновь смог говорить. – Идеально. Тем более если учесть, что вся школа при виде нас закрывает глаза.

      Я ухмыльнулась – он, как всегда, попал в яблочко. Мы были изгоями – я жирная, он бедный. Больше в Брайтоне не было ни тех, ни других. Была пара толстых девчонок и один парень, но самым большим человеком в школе была я. Может, даже больше секретарши с огромными сиськами, носившей парик. Она была ровесницей моей бабушки, так что её фигура никого не волновала, как, собственно, и то, жива ли она вообще. Порой она угощала мятной жвачкой, при этом грустно глядя на меня, как бы желая сказать – мы с тобой одной крови. В такие минуты я её ненавидела. Но сраную жвачку всё-таки брала.

      Тиг был очень, очень беден. Он был единственным, чью учёбу полностью оплачивало государство. За всех остальных как минимум