Яблоко Купидона (сборник). Ольга Крючкова

кто-то пустил слух, что мол, это банда разбойников, которая собирается грабить Погремцовку, в особенности барскую усадьбу. Некоторые из мужиков хотели подсобить разбойникам, а иные осуждали их и хотели мчаться на лошади в Калугу, дабы просить помощи супротив супостатов.

      Кто-то из селян, некогда услышав новое красивое словцо, брякнул, что отряд сей – не разбойники, а карбонарии. А так как большая часть крепостных и слыхом не слыхивала о карбонариях, то и вовсе растерялась: чего, мол, делать то с энтими карбонариями? – ждать али топором рубить?

      Окружив усадьбу, крестьяне с удивлением увидели, что карбонарии весьма почтительно разговаривают с барской домашней прислугой, а затем и с Марией Ивановной, которая самолично вышла их встретить.

      Пожилой крестьянин, хорошо помнивший события двадцатилетней давности, высказал другую версию: мол, сбежал Наполеон с острова, на котором его держали супротив воли, и желает таперича укрыться у барина, Дмитрия Федоровича… Тотчас подскочил другой крестьянин, который божился, что лично видел, как Бонапарт вылезал из коляски… Правда селяне не поинтересовались у всезнающего собрата: где он ранее видел Бонапарта? и как безошибочно разглядел его в рассветный час?

      Наконец к крестьянам вышел управляющий, объявив, что приехали люди графа Астафьева и полицейские из Калуги, дабы ловить разбойников, напавших на Дмитрия Федоровича.

      Крепостные выслушали, переминаясь с ноги на ногу, посетовав на то, что отродясь в здешних местах разбойников не было, а таперича появились, знать не к добру…

      И разошлись по избам.

* * *

      Наташа почти не спала, а лежала на кровати в полудреме. Глаша, как и было приказано, сидела подле нее, не спуская глаз с молодой барыни, но сон и бурные события прошедшего дня сказались: горничная задремала.

      Наташа очнулась от голосов, доносившихся со двора. Первой мыслью, посетившей ее прелестную головку, было: «Боже мой! Схватили Константина… Нет только не это…»

      Она вскочила с кровати и бросилась к двери. Глаша спохватилась, и откуда столько прыти взялось, перегородила барышни дверь своим упитанным торсом.

      – Не пущу, Наталья Дмитриевна. Барин не велели-с…

      – Ах, так! Значит, ты теперь на стороне моего папеньки-тирана!

      Глаша, тяжело пережив прошедший день, понимая, что произошло, решительно ответила:

      – Нет, барышня, – не на его. Но все равно не пущу. Идите спать.

      Наташа надула губки и села на кровать.

      – Все, все против меня. Удавлюсь, но не пойду за графа…

      Глаша перекрестилась.

      – Чего удумали, Наталья Дмитриевна. Грех-то какой!

      – А не грех дочь единственную за старика отдавать? А, Глаша, скажи!

      Горничная замялась, она искренне сочувствовала молодой барыне.

      – Да, Его Сиятельство слишком стары для вас.

      – Вот, даже, ты это понимаешь! Но только не мой папенька, впрочем, как и маменька…

      Наташа вздохнула.

      В дверь постучали. Глаша произнесла шепотом:

      – Вы