Бред какой-то!. Шурд Кёйпер

изо всех сил, ведь это высшее, что есть в жизни.

      – Высшее, что есть в жизни, – сказал доктор Блум, – это когда твои стихи переводят на китайский, а еще выше – когда ты превращаешься в лягушку.

      Отлично сказано, но я слишком на него злилась, чтобы улыбнуться. И вообще, я ненавижу животных. Правда. Всех животных.

      – Если ты так ценишь правду, – предложил доктор Блум, – попробуй хотя бы один день не врать.

      – В смысле?

      – В прямом. Просто попробуй.

      – Я и так не вру.

      – Ты влюблена?

      – Нет.

      – А в Дилана?

      Блин! О Дилане я сама рассказала доктору Блуму на одной из первых встреч. Довольно много всего. Уверена, что Дилан перевернулся бы в могиле, услышав мое «нет». Или со злости взвился бы пепельным смерчем в урне. Если бы, конечно, был мертвый. Но он пока не умер. Насколько я знаю. В смысле, любой человек, которого ты не видишь и не слышишь прямо сейчас, может оказаться умершим. Я вдруг ужасно испугалась: вдруг Дилан и правда уже все?

      – Упрощу тебе задачу, – сказал доктор Блум, – если соврешь меньше трех раз за день, можешь снова взяться за книжку. По рукам?

      – Значит, соврать два раза за день можно?

      – Вообще не врать невозможно, это бесчеловечно.

      Ну ладно.

      С утра я сразу начала говорить правду. Встала, посмотрелась в зеркало и сказала:

      – Ну и рожа!

      Хорошее начало. Мама спросила из своей комнаты, проснулась ли я.

      – Да!

      Отлично!

      – Хочешь ко мне заглянуть?

      – Нет!

      Тоже честно.

      – Ну пожалуйста!

      – Ладно.

      Это я сказала неохотно, но не соврала.

      Я вошла к ней в комнату, она стояла перед зеркалом в шортах, которые были ей явно малы.

      – Как я в них, Салли Мо?

      – Классно.

      Вот и первый раз. Через пять минут после того, как встала с постели. Затем, когда в кемпинге появились Дилан со своей мамой. «Здорово!» Второй. Может быть, надо было честно сказать, что маму Дилана я ненавижу еще сильнее, чем свою? Впрочем, самая ужасная сука – это мама Донни и Бейтела. «Все в порядке, Салли Мо?» – «Все отлично, Дилан!» Третий раз. Вот и все. Или я должна была сказать, что он поганец, потому что год не подавал признаков жизни? Но я так счастлива, что с ним все в порядке!

      Все, что я тут пишу, – чистая правда. А все, что я сегодня сказала, было ложью. Теперь посмотрим, как получится с возвышенным.

      – Умереть.

      – Не родиться.

      – Если ты умер, то ты хотя бы сколько-то пожил, – сказал Дилан.

      – Если ты не родился, то ты еще можешь родиться, – сказала я.

      – А если умер – не можешь, что ли? – спросил Дилан. – Взять да родиться еще раз?

      Это у нас такая игра – «Что хуже». Мы играем в нее уже лет пять. С ней у нас есть о чем размышлять те пятьдесят недель, что мы не видимся. В прошлом году мы расстались на вопросе «Что хуже – умереть или не родиться?». Есть о чем подумать. До этого мы обсуждали вопрос «Впасть в летаргический сон и