Роман-неформат. Сергей Бурлаченко

выходил на суровый решетчатый трёхметровый забор, который вместе с огромными ясенями и тополями укрывал другую крепость – Институт социализма-коммунизма. Это тоже было такое двуликое безобразие, которое занималось научно-исследовательской деятельностью при ЦК КПСС. Сами понимаете, что исследования шли только в области определения, кто же на самом деле «нет» и кто действительно «да». Причём там путаница была ещё похлеще, чем у нас.

      В кино хотя бы употребляли творческие псевдонимы, а за забором напротив всё творилось в открытую.

      Так вышло, что я стал студентом Великолепного института кино в самую пору расцвета делимости, то есть параллельного существования двух миров. «Нет» умирал красиво и пышно, «да» разрастался тихо и уверенно, как многолетний сорняк. Но за ним было будущее, чего ни я, ни многие другие «документалисты» не поняли.

      Кино – это машина при машине. Писать для одной или другой какие-то там сценарии может только сумасшедший, безумец, чаще всего не имеющий никакого представления о реальной жизни. Сами подумайте, зачем мотоциклу или доменной печи Толстой или Достоевский? И вообще художественная абстракция и непредсказуемость оторвы-творца? Нужны бензин и руда, технический расчёт и план выработки, а не умственные и душевные закидоны над листом бумаги.

      Жан-Габеновское «сценарий, сценарий и сценарий» просто шутка ветерана для призывников, верящих в героев, побеждающих на поле боя. Хороший моральный стимул для тех, кому скоро надлежит превратиться в жалкую кучку костей, мяса и крови.

      Сценарист – лишняя фигура для кино. Незнакомая фамилия уже в первом кадре фильма. Её не видят и не замечают, так как в этот момент рассаживаются в зале, выйдя из буфета. Все эти заклинания про «литературную основу» и «умело выстроенную интригу» – россказни. Зритель ни в жисть не вспомнит ни одного имени сценариста. Америку открыл Колумб, это знают все дворники. Но кто помнит имена мамы и папы Колумба?

      Расчёт всегда умнее слепой надежды. Факир намного хитрее зрителя. Верить можно в любую выдумку, только жизнь – это никогда не выдумка. Не сценарий, а реальный путь от рождения к смерти. И у него миллионы творцов. Фильм, как и жизнь, есть непредсказуемый итог работы сотен людей. Перемножьте эти сотни с миллионами жизненных причин, подпитывающих каждого творца, и тогда сами согласитесь, что сценарист – один, неуверенный, беспомощный – здесь неуместен, и даже лишний.

      И великолепный обман Великолепного института заключается в россказнях, что из его дверей выходят толпы сценаристов, которые могут написать сценарии для великолепного кино. Ничего они не могут, потому что Колумб – стечение тысяч случайных обстоятельств, а Земля вообще круглая и плыть по этому шарику предстоит бесконечно. До любой Америки и до любого родного причала. Что тут может малюпасенький сценаристишка? Ясное дело, что абсолютно ничего. Может только Господь Бог, да и то говорят, что Он тоже всего лишь красивая выдумка. То есть сценариста вообще не может быть изначально, никогда и нигде.

      Я был наивен и в свои шестнадцать лет, когда сразу после десятого класса впервые пытался поступить в Великолепный институт,