Последняя жатва. Ким Лиггетт

маму, но никак не могу поверить, что она и впрямь это сказала. Я сердито смотрю на нее.

      – Что? – Джесс комкает свою салфетку.

      Я тупо смотрю на бледного цвета овощи и мясо, пропитанные мясной подливой, и чувствую тошноту. Несколько раз я тыкаю свою порцию вилкой, но потом извиняюсь и прошу позволения уйти.

      – Конечно, дорогой, – с усталой улыбкой говорит мама. – Тебе же надо отдохнуть перед завтрашней важной игрой. – Она встает, чтобы счистить объедки с моей тарелки, но я сам отношу ее к мойке. Сейчас я не могу смотреть на маму. Это слишком больно.

      – Я не хочу, чтобы ты и дальше обслуживала меня за ужином, – говорю я и, не дожидаясь ответа, ухожу.

      Я успеваю добраться до подножия лестницы, когда сзади в меня утыкается Умничка и крепко обнимает. – Ты хороший, Клэй. Не забывай об этом.

      Я поворачиваюсь и прижимаю ее к себе. Я понятия не имею, о чем она говорит, но сейчас это именно то, что мне нужно.

* * *

      В моей комнате душно.

      Ох, да кого я пытаюсь обмануть? Меня душит весь этот дом.

      Сняв пакет для мусора, я открываю окно и глубоко вдыхаю свежий воздух. Мой взгляд рефлекторно устремляется на ранчо Нили. Никаких огней – только пустое, мертвое пространство.

      Я могу сейчас думать только об одном – об Эли, о том, как она наклонилась в салон моего пикапа, о том, как ее пальцы прошлись по моему бедру, почти коснулись молнии на джинсах. Какой же я был дурак, когда решил, что все это происходит на самом деле. Она ни за что даже не взглянула бы в мою сторону, не говоря уже о том, чтобы попросить меня встретиться с ней в хлеву для стельных коров. Возможно, мисс Грейнджер права. Возможно, все дело в этом снотворном, в этих таблетках.

      Я хватаю с тумбочки одну из бутылочек с таблетками и начинаю читать про их побочные эффекты. Предупреждение: данное лекарство вызывает сонливость. Ну, это, как я надеюсь, само собой. В некоторых случаях оно может вызвать бредовые иллюзии. Есть. Треморы. Есть. Галлюцинации. Есть. И тяжелые расстройства настроения. Не слабо.

      Благодарю покорно, доктор Перри. Я сгребаю все бутылочки, высыпаю их содержимое в унитаз и, прежде чем успеваю передумать, нажимаю на слив.

      Потом, раздевшись до трусов, ложусь в кровать. Простыни кажутся мне еще более холодными и влажными, чем моя кожа.

      Свою музыку я оставил в комбайне, но я за ней не пойду. Ну и что, если мне придется пролежать без сна всю ночь? Это же меня не убьет. Я могу и почитать.

      Я достаю семейные Библии и приходно-расходные книги нашей фермы, сложенные у меня под кроватью.

      Поначалу я искал в них какие-то зацепки, теперь же читаю их просто по привычке. Последние несколько недель своей жизни отец только и делал, что корпел над этими книгами. А когда он не сидел, зарывшись носом в одну из них, то изучал архивы Общества охраны старины.

      У меня такое чувство, будто разгадка где-то здесь, что она смотрит мне прямо в лицо, но я просто не могу ее увидеть. Единственное, что показалось мне сколько-нибудь интересным, это наше генеалогическое древо. Тем вечером отец все время