Девочка, Которая Выжила. Валерий Панюшкин

что было лето, – сказала Глаша, – и сразу осень.

      – О господи, девочки. – Елисею очень хотелось курить, но дочка не терпела табачного дыма. – Ты можешь как-то выразить свои чувства? – Елисей подумал, что звучит сейчас как олдскульный учебник психологии.

      Но Аглае в теперешнем ее состоянии такая манера разговора, кажется, подходила.

      – Мне как раз сейчас пришло в голову, что надо нарисовать работу, большую, в человеческий рост, разрезанную пополам, ее портрет, или пейзаж с ней, или, ну, я придумаю, до и после.

      Елисей не очень представил себе картину, о которой думает дочка, но сказал наугад:

      – А если заглянуть в щель между двумя кусками картины, увидишь смерть.

      – Как ты не боишься произносить это слово?

      – Слово не страшное, явление страшное.

      – Шур, – исказила Аглая английское sure[3], – но я даже слово не могу.

      Они помолчали еще некоторое время, посмотрели, как расплываются в потоках воды на лобовом стекле огни дорожного движения, потом Аглая сказала.

      – И знаешь еще что, пап?

      – Что?

      – Я чувствую не только горе. Я чувствую еще обиду и ревность.

      – В смысле?

      – Она мне ни слова не сказала про то, что хочет выпилиться. Как она могла мне не сказать ни слова про такое важное?!

      – Может, не хотела тебя расстраивать или боялась, что… – Елисей запнулся.

      – …что я смогу ее остановить, да? А я не остановила. То есть могла бы, если бы догадалась. Ну, если она боялась, что я догадаюсь. А я не догадалась. И теперь…

      – Чувство вины?

      – Да, пап. Очень сильное.

      – Ты не виновата.

      – Я знаю.

      – Но все равно?

      – Все равно.

      Когда они подъехали к дому, дождь еще не закончился. Елисей поднимался с Аглаей в лифте и думал, есть ли у бывшей жены вино. Не купишь ведь уже, ночь, но есть, наверное. И еще думал, что просидит с дочкой столько, сколько ей нужно. Будет разговаривать. А если она уснет, то будет дремать рядом в кресле и слушать, как она дышит во сне. Как сидел в те ночи в ее раннем детстве, когда девочка тяжело болела.

      Они вошли в квартиру. Аглая первая, Елисей следом, и он уже по выражению ее спины понял, что приехал ее бойфренд Фома. В общем неплохой парень, но к чему бы придраться? Например, у него идиотская работа, он учится на программиста, но подрабатывает в компании, которая делает электронные мышеловки, а чтобы продвигать их, он все время придумывает мышеловки из самых неподходящих предметов – кастрюль, веревочек, щепочек, снимает их на видео и вешает в «Ютьюб». Еще он уж точно Капитан Очевидность, но если Глаше нравится, то не твое собачье дело, старый дурак.

      Аглая прильнула к жениху. Фома, левой рукой обнимая девушку, правую протянул для рукопожатия Елисею:

      – Добрый вечер.

      Ни хрена себе добрый, подумал Елисей и буркнул:

      – Привет.

      А Фома продолжал:

      – Ну, Аглик, холдон[4], смерть необратима.

      – Спасибо,

3

Конечно (англ.).

4

От hold on – «держись» (искаж. англ.).