Шторм. Ирина Булгакова

несмотря на то, что он зарекся вести катамаран под сень грозных, высоко забравшихся в небо скал.

      Глава третья

      Красс-с-сивая

      От пощечин загорелись щеки, и Николь открыла глаза. Из дрожащего радужного марева выдвинулось лицо. Карие глаза, тонкий  аристократический нос и едва обозначенная улыбка.

      – Ну что, любимая, пришла в себя? Или добавить? Для верности.

      – Ммм…

      Николь открыла слипшиеся губы, чтобы вытолкнуть поток вопросов, но распухший язык прилип к гортани. Зрение туманилось. Образ жениха пульсировал в мутном потоке. Потребовалось приложить усилия, чтобы удержать его в фокусе. Девушка заставила себя пошевелить руками и не сразу поняла, что связана.

      – Вижу, пришла в себя.

      Туман постепенно рассеивался. Высокий, самоуверенный молодой мужчина, сотню раз – не меньше, деливший с ней внебрачную любовь – подошел ближе. Николь дернулась. Как будто того и ждали, жесткие ремни впились в запястья, причиняя боль.

      – Успокойся. Будет больнее, – буднично сказал Сергей.

      – Ты, – выдавила она и поперхнулась. В горло словно засыпали битое стекло.

      – Говорю тебе – не дергайся. Полежи спокойно минут десять. Потом тебе вкатят дозу и ты угомонишься. Будешь снова лежать такая тихая, такая спокойная.

      – Я…

      – Знаешь, Николь, я бы тебя из этого состояния не выводил, но… Всегда есть свое «но», любимая. Во-первых, ты была вчера восхитительна, когда работала на камеру. Да, чуть помятая, чуть под кайфом. Но это и понятно – страсть, она диктует свои условия. Не помнишь? Ты говорила: «Милый папка», – с пафосом процитировал Сергей. –  Видишь, я не упускаю мелочей – ты всегда так называла Ростислава Александровича. «Милый папка, я знаю, что когда-нибудь ты меня простишь. Чувства оказались сильнее меня. У тебя с мамой было то же самое. Давно… Я прекрасно относилась к Сергею, мне очень жаль его, но Родригес… Я знаю, ты не позволил бы нам быть вместе. Прости. Я верю, что вернусь… Когда-нибудь я вернусь, чтобы все тебе объяснить. Папка! Прости!»

      Сергей сделал паузу, распрямил плечи, склонил голову набок, рассматривая что-то занимательное на лице девушки, лежащей на койке.

      – Я сам писал текст. На мой взгляд, вполне правдоподобно звучит. Ты была артистична – такая трогательная, эмоциональная. Сидишь перед монитором, чуть не плачешь. А на заднем плане маячит Родригес, естественно, пряча лицо… Постой, я начал говорить о другом. О том, почему я вообще с тобой болтаю, когда проще было бы держать тебя в отключке. Отвечаю на незаданный вопрос: если я буду вводить тебе препараты без пауз, существует риск, что ты отдашь богу душу раньше, чем необходимо по плану. А мне для полноты картины нужны еще кадры. Представь, тебя на закате солнца будет снимать сам Родригес – воздушную, летящую от счастья в его объятия… Кстати, видео потом найду я. О! Я не планирую выступить в роли праведного мстителя за поруганную честь Ростислава Александровича Вагнера… Кстати, уходящего в небытие.  Нет. Я всего лишь обманутый…