Лярва. Иринарх Кромсатов

быть, немного жуткая. Однако эпитеты эти не проясняли суть самой мысли, и, несмотря на все усилия мыслителя, сия смутная, трудноуловимая, странная и жуткая мысль, витавшая вокруг и никак не дававшая себя ухватить, всё же так и исчезла бесследно, испарилась неразгаданною, оставив послевкусие лёгкой неудовлетворённой досады.

      Рассевшись наконец по машинам, они поехали вслед за Петровичем.

      Нет нужды рассказывать о поисках тайника, где Волчара спрятал трупы медведицы и медвежат, которых она столь безуспешно пыталась оградить от гибели ценою собственной жизни. Достаточно только сказать, что в конце концов этот тайник был найден. Свежевание медведицы производил один Волчара, и поскольку ему хотелось, чтобы шкура была непременно с когтями и головой, то провозился он достаточно долго и завершил свой труд уже при наступлении сумерек.

      Возвращались в деревню уже затемно, когда чёрные стены вековых елей, слившись с беззвёздным покрытым тучами небом в непроглядный мрак, окружили с двух сторон огни медленно ехавших четырёх автомобилей и словно хотели раздавить их собою. Петрович на одной из развилок ошибся с выбором обратного пути, и вместо возвращения тою же дорогою, какой ехали поутру, он вывел спутников к деревне по старой, давно неезженой и заросшей высокой травою очень узкой дороге мимо жуткого болота. Это болото словно притянуло их, услышав дневные о себе пересуды, и Волчара, вёзший скатанную шкуру прямо в салоне, не знал, от чего запах гуще и тяжелее – от влажной ли шкуры медведицы или от ужасного смрада гнилых болотных испарений. На одном участке пути, слишком близко спускавшемся к трясине, Шалаш неожиданно забуксовал, окунув колесо в вязкую жижу, и выбрался оттуда далеко не сразу, весь взмокнув и даже трясясь от внезапно нахлынувшего острого и ничем не объяснимого ужаса. Ему на какой-то миг показалось, что это проклятое болото затягивает его в себя осознанно и злонамеренно, словно движимое некой разумной волей. И когда он выглянул из окна и с отчаянием посмотрел на увязшее колесо, то готов был присягнуть в том, что в пляшущем свете фар ехавшей сзади машины он различил охватившие колесо две зеленовато-чёрные влажные руки какого-то человекоподобного монстра, тянувшегося к нему из кошмарной и жадной хляби. Впрочем, к чести Шалаша надо признать, что выбрался он из болотных объятий сам, не позвавши никого на помощь, хотя сдержать готовый вырваться крик ужаса стоило ему немалых усилий.

      Когда все автомобили гостей были припаркованы на обочине дороги возле калитки Лярвы, Петрович и его сын простились с Шалашом и Волчарой. Последний, откровенно говоря, был не прочь ещё поужинать и выпить всем вместе, но, будучи не вправе приглашать Петровича в чужой дом, он ожидал аналогичного приглашения от самого Петровича. Однако их проводник после утомительного дня и невесёлых рассказов был мрачен и хотел, судя по всему, только спать.

      На прощание он бросил:

      – Храни вас Бог! – и неожиданно, помедлив, добавил: – И возвращайтесь уж поскорее домой из наших гиблых мест!

      А затем