Секретный дьяк. Геннадий Прашкевич

неизвестного казачьего десятника – сочинял совсем новую маппу, долженствующую стать лучшим другом любого путешествующего по Сибири человека. Как пузырьки на воде убегали по новой маппе к югу от Камчатской дикой землицы всякие островки, счетом двадцать два. И лежало за этими островками Нифонское государство, богатое золотом, серебром и красивой лаковой деревянной посудой. Не смущаясь, Иван подробно обозначил на своей маппе каменные города, пашни, горы, реки – все так, как писал неизвестный Козырь. Сердцем чувствовал, что если существует истинный путь в страну Апонию, то должен он быть именно таким, каким он его изображает на чертежике. С тоской, правда, понимал: как ни красив чертежик, все равно он во многом плод его фантазии. Посидев над сочиненным, вздыхал, принимался за казенные дела. Но как только выпадала свободная минута, снова вытаскивал свой чертежик.

      К тайной работе тянуло, как раньше тянуло к вину.

      Да и как не тянуть? В канцелярии сухо, уютно пахнет мышами и книжной пылью – знакомо, хорошо пахнет. Иван то раздумывал над чертежиком, тщательно сверяя его со многими другими известными маппами, то неторопливо прогуливался между шкапов по скрипучим половицам. Радуясь, что в его помещение, в помещение секретного дьяка, нет никому хода, кроме крупных начальных людей, прикидывал: вот, дойдя до Апонии, что следует, в первую голову, смотреть там для ввоза в Россию? Мяхкую рухлядь? Или красивую лаковую посуду? Или тяжелый шелк? Или золото в пластинках, испещренных непонятными письменами? И что брать из самой России – для апонцев? Чем можно заинтересовать робких иноземных людей? Светлыми стеклянными зеркалами? Железом кухонным или бусами? А может, крепким ржаным винцом? За что, думал, начнут без ропота отдавать робкие апонцы мяхкую рухлядь, золото, серебро?

      Об опасности не думал. Верил казачьему десятнику: «…к воинскому делу нифонцы искусства не проявляют – боязливы». Насвистывая военную песню, терпеливо выписывал на полях своей секретной маппы предполагаемые богатства Апонии – золото в пластинках, испещренных непонятными письменами, мягкое серебро, дабинные и шелковые платья, белый сахар, пшено сарацинское…

      Задумывался. А есть крепкое винцо у апонцев? Хворают там робкие люди с сильного перепоя? Давно не держал во рту даже капли, а вот задумывался, вспоминал о винце. Канцелярия не австерия, никто тебе не помешает, трудись и трудись. Да ведь известно, что бесу всегда неймется. Небось, тот неполный шкалик в шкап сам бес подбросил. Подбросил и теперь тихонько умело подталкивает Ивана под ребро: иди, дескать, дьяк, займись этим…

      Ох, не вовремя попался на глаза шкалик.

      Смущение, как змея, обвило робкое сердце Крестинина.

      Вот уже три месяца во рту ни капли! Увлеченный тайной маппой и многочисленными делами думного дьяка, Иван даже домашнюю наливку не пригублял, чем возбудил к себе крайнее уважение и даже умиление доброй соломенной вдовы Саплиной.

      Боязливо оглянувшись, Иван сунул шкалик обратно в шкап, и как можно глубже. Уходя от соблазна, прикрыл деревянные