Стихотворения. Николай Некрасов

всякое дело и во всякую жизнь. Потому и о газетно-журнальном мире пишет как знающий, и охоту живописует ярко и точно, и злоключения жен декабристов воспроизводит до ощущения зримого присутствия рядом с ними. Потому и народную жизнь, народные заботы воссоздает с редкой точностью. Да и пишет, в сущности, на самом что ни на есть народном языке:

      Есть у нас мыла пахучие —

      По две гривны за кусок,

      Есть румяна нелинючие —

      Молодись за пятачок!

      Видишь, камни самоцветные

      В перстеньке как жар горят.

      Есть и любчики заветные —

      Хоть кого приворожат!

      К «Коробейникам», этой знаменитой своей вещи, Некрасов дает примечания на одной странице, другой, третьей. «Любчики – деревенские талисманы, имеющие, по понятиям простолюдинок, привораживающую силу»; или – на фразу «Кто вас спутал?» – «Общеизвестная народная шутка над бурлаками, которая спокон веку приводит их в негодование» и т. д. Для современников, привыкших к карамзинскому или даже пушкинскому языку, это может показаться экзотикой. Для Некрасова язык этот – родной. Здесь он сходит с привычной для других литераторов дороги, начинает изъясняться языком своих «простых» героев. И не только в «Коробейниках».

      У дядюшки у Якова

      Хватит про всякого.

      Новы коврижки,

      Гляди-ко: книжки!

      Мальчик-сударик,

      Купи букварик!

      Отцы почтенны!

      Книжки неценны;

      По гривне штука —

      Деткам наука!

      Для ребятишек,

      Тимошек, Гришек,

      Гаврюшек, Ванек…

      Букварь не пряник,

      А почитай-ка,

      Язык прикусишь…

      Букварь не сайка,

      А как раскусишь,

      Слаще ореха!

      Пяток – полтина,

      Глянь – и картина!

      Ей-ей утеха!

      Умен с ним будешь,

      Денег добудешь…

      По буквари!

      По буквари!

      Хватай – бери!

      Читай – смотри!

      До «Дядюшки Якова» Некрасова на такой язык мог дерзнуть Пушкин – в «Сказке о попе и работнике его Балде». После Некрасова, в начале XX века – обладавший безупречно тонким слухом Иннокентий Анненский, в стихотворении «Шарики детские»:

      Эй, лисья шуба, коли есть лишни,

      Не пожалей пятишни:

      Запущу под самое небо —

      Два часа потом глазей, да в оба!

      Но у Пушкина – это смелое предчувствие, каким языком еще не изъяснялась, но может когда-нибудь заговорить русская литература. У Анненского – предвосхищение: какой языковой пласт может уже войти в плоть современной литературы (не случайно Ахматова расслышала в этом стихотворении предвестие Маяковского). И у первого, и у второго – это эпизод. Некрасов начинает строить на этом языке и этом мироощущении. В его поэзию входит не только народный «раек», но вообще простонародная речь. Не случайно Розанов – пусть не без преувеличения – воскликнул в «Уединенном»: «Стихи, как: «Дом – не тележка у дядюшки Якова», народнее, чем все, что написал