Невская твердыня. Валентин Костылев

березняка соорудили над конским табуном.

      – Теперь нас много и все заодно супротив бояр и купцов. Да и царского добра пограбить, коли на то Бог благословит, мы не прочь, – сказал, собрав ватагу в кучу, Иван Кольцо, – и случай такой нам Господь посылает… В Вологду из Москвы вышел богатый царев караван: там и деньги, и кошт, и одежа. Выходит: надобно нам догнать его, окружить да и стяжать, Господь что пошлет. А стрельцов при нем двести душ, а нас вдвое больше, да и нападем мы из засады…

      Загудели ребята. Началась веселая кутерьма.

      Руки у всех зачесались. Не нашлось бы в ватаге ни одного человека, чтоб от такого верного дела отказаться. Накипело у каждого на душе – несладко жить в боярской да дворянской неволе. Да и засиделись на Суре. Пора!

      – Сделайся овцой – волки готовы! – так говаривали деревенские, сбросившие с себя иго барщины. Теперь каждый из них чувствовал себя способным бороться с этими волками, потому что шли сообща, дружной толпой.

      Лица ватажников оживились, засияли, будто в праздничек. Несчастья бояться – и счастья не видать. Разглаживали бороды самодовольно. Кое-кто в кустарниках молился Богу, обратившись лицом к небу, молился о благополучном походе на царев обоз.

      – Кто к Богу – к тому и Бог, – говорили молельщики. – Бог не в силе, а в правде. – И добавляли с улыбкой: – Бог-то Бог, да и сам не будь плох.

      Правда! Не за ней ли гоняется народ, убегая в леса? Правда – светлее солнца, дороже солнца. Правды нет в вотчинах боярских, на усадьбах дворянских, правды нет и в лабазах купецких. И недаром Иван Кольцо постоянно всем говорит:

      – За правое дело стой смело! Нас зовут татью, разбойниками, а у нас о правде-то душа более царской да боярской болит. Моя совесть чиста, и ваша совесть должна быть чистой, как у святых угодников, на которых царь молится.

      Рано утром поднялась ватага.

      По низинам туманило. Холодок забирался под одежду. В тишине слышалось бряцание оружием, ржание коней, сердитое покрикивание на них ватажников.

      – Путь держать будем на Волгу… – сказал Иван Кольцо. – К Ярославлю.

      – Воля твоя, атаман!.. – радостно загорланили ватажники. – С тобой хоть за море.

      Заворочалась, поднялась как один толпа бородатых, волосатых дядей.

      Поп вышел из толпы, прочитал молитву.

      С обнаженными головами выслушали его непонятные причитания ватажники, притихли…

      – Господь простит рабов своих, коих на грех татьбы толкнуло своевластие и гордыня владык земных! – сказал он, убирая в сумку деревянный крест.

      Поп-вассиановец – из заволжских старцев, – усердно проклинавший на всех богомольях царя Ивана, благословил ватажников при выходе из оврага и сам верхом на тощей кобыле поплелся за ними.

VII

      Сквозь клены в окна пробивалось солнце на лесенку, ведущую в светелку Игнатия.

      Прислонившись к бревенчатому простенку, стояла Анна, зажимая глаза от солнца, в своем нарядном розовом шелковом сарафане. Она как бы невзначай столкнулась здесь с ним, этим загадочным