Школа истинного страха. Восставшее зло. Елена Лисавчук

коридоре. По бокам вдоль стен на цепях висели массивные полки, заставленные книгами. Между полок на витых подставках, горели факелы с заточенными в них пульсарами. Они и освещали узкое пространство помещения. На самой верхней перекладине подвесных полок были прикреплены таблички с датами и некоторые из них были относительно свежими. Я не спеша шла между полками и разглядывала корешки книг. Одни были почти новыми, с изящно выведенными названиями, зато другие были потрепанны настолько, что с трудом можно было разобрать имя автора. Пройдя немного вперед, я замерла. Взгляд натолкнулся на табличку, прикрепленную к одной из полок. На табличке была одна единственная строчка – Гелена Авурон. Мать Дарела.

      Причем, полка была доверху заполнена книгами, некоторые тома даже лежали поверх остальных.

      Заинтересованная такими редкими изданиями, я подошла ближе. Лежащий прямо сверху, обтянутый зеленой холщевой тканью томик так и просился в руки. «Прогулка к Еридинской впадине в Нироне» – прочла я название и открыла книгу. Все страницы оказались белоснежно чистыми. С сожалением захлопнув книгу, взяла наугад другую – тоже самое. Видно, на книги было наложено какое-то заклинание. Я растерянно обернулась. На противоположной стене висел гобелен с огромным раскидистым древом жизни. Чтобы лучше разглядеть его, я пересекла коридор и встала прямо перед ним.

      Первой шла метрика императора Авриэля с перечислением всех его званий и титулов. По одну сторону от него значилось имя первой супруги, Гелены, по другую – Вирсавии. От инициалов императриц тянулись тонкие нити, ведущие к именам их потомков. Если с Вирсавией все шло, как положено, заканчиваясь именами Фреи и близнецов, то нити от императрицы Гелены обрывались на Дареле. Рядом с ним, там, где должно было значиться имя Стикария, было большое закопченное пятно, кое-как прикрытое со свежей заплаткой.

      Наверное, гобелен – связующий артефакт для воспоминаний.

      «После предательства брата Дарел стер воспоминания о нем», – пришло ужасающее осознание. Какую боль он должен был испытать, чтобы лишить себя даже на время воспоминаний о брате. Заплатка на гобелене говорила о том, что он вернул воспоминания, но скорее всего, не из-за того, что простил, а из-за того, чтобы не забывать о его предательстве и жить с этим напоминанием.

      Раздумывая над сложными отношениями братьев, я отошла от гобелена и побрела дальше по коридору. Чего не хватало Стикарию? Неужели эфемерная власть могла стоить жизни той, что даровала ему жизнь?..

      Завернув за угол, я увидела очередную полку на цепях, вот только вместо книг на ней был слой пепла и пыли. Часть ее значительно обгорела, а потолок украшали следы копоти. Мне не обязательно было смотреть на табличку, я и без этого догадывалась, что за воспоминания раньше хранились на ней.

      «С. А.» – в этих двух буквах чувствовалось столько брезгливости, пренебрежения, ненависти, замешанной на боли… инициалы были даже не вырезаны, а процарапаны в потемневшем дереве. Две буквы. И ни слова о том, что он был братом Дарела.

      Я