Учитель драмы. Корен Зайлцкас

пересаживали.

      – Не против, если я подвинусь? – Я уже перекладывала сумку на соседний шезлонг.

      – Конечно, – сказала она приятным звонким фальцетом. В нем не было повелительной интонации, только девичий энтузиазм.

      – Супер! Это марево просто сводит с ума.

      Придвинувшись, я смогла рассмотреть ее дизайнерский купальник. С глубоким декольте и замысловатыми вырезами по бокам, он подчеркивал ее чрезмерную худобу. Руки были костлявыми, мышц не видно. Наверняка она – одна из тех девушек с дисморфофобией, которые считают себя коровами, хотя сами как перышко.

      Я сняла платье, даже не пытаясь втянуть живот. Никаких кубиков там уже не было – один большой шарик.

      – Летом у меня всегда появляется ностальгия по двадцатым, – сказала я.

      – Предложи мне кучу денег, и я все равно не соглашусь снова стать двадцатилетней. – Она нахмурилась, а потом поспешно попыталась сменить мрачное выражение на неловкую улыбку.

      – Я имею в виду двадцатые годы. Тогда женщины прикрывали почти все тело – сейчас я бы сделала это с радостью.

      – Ой, брось… – она начала возражать, но быстро растеряла уверенность.

      Я прихлопнула невидимого комара.

      – Так много мошкары! – сказала я с намеренно выразительным британским акцентом.

      Улыбнувшись, она назвала мне какой-то бренд органических средств от насекомых на основе гвоздики и мяты.

      – А в Британии с насекомыми борются джином с тоником перед ужином.

      – Поняла. Ты англичанка, – по ее лицу пробежала тень раздражения. – Могла бы и догадаться по акценту. Да уж! Видимо, у меня совсем мозг разжижился после массажа.

      Подбежала ее дочка, вся мокрая, и начала канючить:

      – А теперь мы можем поесть мороженого?

      – Мы сначала закажем обед. Договорились? – Она съежилась, будто ее мнение на этот счет не имело никакого значения.

      Про себя я подумала, тяжелее ли отказывать приемным детям. Ее девочка была китаянкой. Сама она выглядела как еврейка или итальянка.

      – Как вам удается попадать на массаж с этой очаровашкой? – спросила я.

      – Это еженедельная традиция. Мы приезжаем из Вудстока с моей подругой Эбигейл…

      – О, Эбигейл Браун?

      – Нет, она Эбигейл Уиллер. Вы знакомы?

      Я покачала головой. В Вудстоке я не знала ни души. Мне просто захотелось заставить ее думать, что мы вращаемся в одних кругах.

      – Каждый год мы с Эбигейл покупаем абонементы на целый сезон. Она присматривает за девочками у бассейна, когда я иду на массаж или к косметологу. А потом моя очередь следить за ее малышкой, Хлоей. Это помогает не свихнуться.

      – А сейчас она в спа?

      – Была, чуть пораньше. Сегодня ей пришлось уйти пораньше.

      – Замечательная у вас система. Кажется, мой последний массаж был еще до родов. – Я указала рукой в сторону детского бассейна: Фитц с упоением нырял, а Китти плескалась, держась за металлический поручень. – Вот это моя. Китти. Ей два. А рядом с ней Фитц,