Учитель драмы. Корен Зайлцкас

отвечать на звонки Рэнди (перекидывать их на Фитца не получалось, потому что он обычно был слишком взвинчен, чтобы говорить долго, а Рэнди слишком занят, чтобы действительно его слушать), я была освобождена почти ото всех ежедневных обязанностей. Мне не нужно было убираться, потому что это делала Джаниса, или готовить, потому что Мелани почти каждый день приглашала присоединиться к ним с Габи за пиццей с салатом кейл или «пастой» из киноа. В Вудстоке я снова начала смеяться, шутить и, что важнее всего, по-настоящему общаться с детьми. Вместе мы исследовали территорию, скакали по грязи за лягушками, собирали нагретую солнцем чернику. Мы играли с чужими игрушками, читали книги Эшвортов, нежились в их органических пенах для ванн и смотрели их телевизор с двумястами каналами в высоком разрешении.

      При этом нельзя сказать, что Мелани составляла мне плохую компанию. В моменты обострения сарказма она потешалась над своими соседями – «хиппи на полставки» – с ней даже можно было неплохо повеселиться. Меня поражала ее энергия, особенно когда она занималась на заднем дворе йогой, для которой была явно слишком взбалмошной и нервной. Будто американская чирлидерша, она сгибалась и разгибалась в позе воина. Аплодисментов была достойна и ее дерзкая гламурность: она тратила больше часа на уход за волосами, пока местные женщины высшего класса отказывались от эпиляции и пахли маслом гхи.

      Почти весь июль я активно принимала участие в ее вечерних заплывах в личной купальне. Когда дети уже были в кроватях, мы отправлялись оттуда вброд по реке Соу Килл, держа бокалы с вином над головой.

      Мелани была не самым ловким пловцом и часто жаловалась на сильное течение, ведь сама она выросла в спокойном христианском пригороде, где в каждом водоеме были ограждения, похожие на жемчужные нити, и спасатели под боком.

      Теперь ей нравилось плескаться голышом недалеко от берега, где вода была спокойнее. Потом она забиралась на матрас из пенки и прятала свой «бюст» в бюстгальтер, пока я скромно отворачивалась, слушая ее щебетание. Внимала ее описаниям лета на побережье в Джерси в детстве. Я схватилась за сердце, когда она шепотом призналась, что двадцатилетний парень ее изнасиловал, хотя она говорила, что не была готова к сексу. Она все рассказывала. Все. Об опустошении после смерти матери. Обо всем, что считала «зазорным» рассказывать в трезвом состоянии.

      «Я люблю-ю-ю тебя», – говорила она в конце каждой исповеди, всегда одинаково растягивая слова и как будто бы в нос. От этой манеры у меня сводило зубы.

      Я пыталась отвечать ей взаимностью изо всех сил. В конце концов, тщательное изучение всего, связанного с ней, и было своего рода любовью. Когда она закончила очередной номер «О Мэгэзин», я незаметно его стянула и почитала о неустанной борьбе за «лучшую версию себя». Я прослушала плейлисты Мелани, рассматривая их как ключ к ее подсознанию. Немного пугающим было то, что в подборке воодушевляющих гимнов для девичника нашлись песни о предательстве: Кэти Перри, падающая в темноту с разбитым сердцем[44], и Тэйлор Свифт с ее щебетанием – «Как странно, что я совсем тебя не знала»

44

«I was in the dark, I was falling hard with an open heart» (англ.) – строчка из песни «Wide Awake». (Прим. ред.)