Поющие золотые птицы. Рассказы о хасидах. Дан Берг

из моих товарищей.

      – О, дорогие мои друзья, да ведь это же сам Илья-Пророк! – с гордостью воскликнул цадик.

      Впоследствии товарищи рассказали мне, что я побледнел, как полотно, услыхав эти слова.

      – Раби, почему ты не представил нас? Мы давно просили тебя об этом, и ты обещал, – прозвучал все тот же нетерпеливый голос.

      – Я рад был бы исполнить свое обещание, но ни один из вас даже не заподозрил, кто стоял перед вами. Коли вы не узнали его сами, значит, вы пока не достигли того высокого уровня духовности, который позволяет разглядеть за обыденной наружностью облик высшей святости. Стало быть, дорогие мои, вы еще не созрели ни для беседы с Пророком, ни для понимания скрытого иносказательного смысла его слов, ни для передачи ему глубинных чаяний народа нашего. Но не горюйте. Я – ваш учитель. Будем расти вместе, – заключил раби.

      Я видел, как раби взволнован, и, казалось, сама истина глаголит его устами. Он стал напряженно всматриваться в разочарованные лица примолкших моих товарищей. Наконец он остановил взгляд на мне. Наверное, что-то необычное было в моем бледном лице, что зажгло тревожный огонек в глазах учителя. Тогда я нарушил молчание.

      – Почтенный раби, я отлично знаю этого человека, – сказал я не вызывающим сомнения тоном, твердо и в упор глядя на цадика. Тут пришла очередь побледнеть нашего раби.

      – Этот человек ни кто иной, как… – хотел я продолжить, но раби громким возгласом “Замолкни, Эрлих!” не дал мне закончить.

      Придя в необыкновенное смятение, учитель, сказавшись больным, попросил учеников, кроме меня, немедленно разойтись. Когда сбитые с толку хасиды в недоумении удалились, наш цадик, для верности оглянувшись и убедившись, что нас никто не слышит, сказал: “Я должен обсудить с тобой, Эрлих, крайне важную вещь”.

      – Интересно, Эрлих, какую такую важную вещь сообщил тебе прежний твой учитель? – заинтересованно спросил Шломо, любимый ученик раби Якова, который прожил много лет в Европе и привык ценить честность и прямоту. – И не слишком ли мы приучены принимать авторитет на веру? – с шокирующим вольнодумством продолжил Шломо.

      – Довольно, Эрлих, – вмешался раби Яков, – я и мои хасиды благодарим тебя за интересный рассказ. Я что-то недомогаю сегодня. Друзья, прошу всех разойтись и не обижаться на меня старика, сказал он и жестом руки дал понять Эрлиху, что просит его остаться.

      Все гости, кроме новичка, ушли.

      – Что с тобой, Яков? – испуганно спросила Голда.

      – Все в порядке, Голда. Будь добра, принеси мне мою трубку и табак. Захотелось покурить, – сказал цадик.

      “Какая сила всполошила тебя, Яков?” – мысленно спросил себя раби, – “Словно тяжкие цепи братства сковали тебя с тем цадиком”.

      Раби курил редко, разве что если бывал сильно возбужден. Выпуская изо рта табачный дым, он понемногу успокаивался. Обдумывал разговор с Эрлихом.

      Паломничество и воздаяние

      Раби Шмуэль-младший, став преемником своего отца, тоже по имени Шмуэль, сильно