Блеск минувших дней. Гай Гэвриел Кей

и вот что я предлагаю. Мы оба уедем отсюда сегодня ночью. Я прикажу своим людям отпустить твоих.

      – Очень мило с твоей стороны. Но сначала выслушай меня, и – ах, да – Зверь в Милазии мертв?

      Миг на раздумья.

      – Ты бы все равно узнал к утру, поэтому… да, он мертв.

      – Как печально. Набожный человек, любимец Бога. Его будут оплакивать многие. И кто знает, что теперь там может произойти?

      – Действительно, кто? Только Джад.

      – А! Ну, что касается этого, Джад также знает вот что: Фолько, ты не продвинешься в Милазию, шагу не сделаешь в этом направлении – в моем направлении. Если отправишь на юг хотя бы десяток людей, я узнаю об этом и расскажу всем, что именно Адрия Риполи убила Уберто по твоему приказу.

      – И тебе поверят? Хоть на миг?

      – Думаю, да, если я представлю Верховному патриарху и Священному Императору джаддитов свидетельство того, как он умер, опишу девушку и расскажу, какое она имеет отношение к тебе и к твоей госпоже супруге. А также сообщу о том, что некий выходец из Эспераньи, имеющий определенную репутацию, поступил к тебе на службу.

      – А, этот. Твоя шпионка и о нем рассказала?

      Фолько старался выглядеть невозмутимым, но Елена видела, что сказанное стало для него неожиданностью, и неожиданностью неприятной.

      – Я терпеть не могу яда, знаешь ли, – сказал Монтикола.

      – Ты и сам его использовал прежде.

      – Использовал. И все равно терпеть не могу. И скажу, что никогда не послал бы девушку – эту девушку – на такое опасное дело. Разве она столь мало значит для тебя? Разве она – всего лишь охотничий сокол и не более?

      – Она моя племянница. Она…

      – Твоя жена хоть знает, зачем ты ее сюда отправил?

      Воцарилось молчание. Монтикола рассмеялся.

      – Фолько, тебе нравится считать, что ты добродетелен, а я – нет. Это ложь. Такая же, как количество твоих людей сегодня ночью.

      – Не такая же, нет.

      – Да, именно такая! Ты лжешь миру – и себе. Ты уже давно так поступаешь, и мы знаем самую большую ложь. Твою и твоего отца…

      – Не говори о…

      – Я буду говорить обо всем, о чем захочу, д’Акорси. По крайней мере, я честно говорю о том, что буду делать и чего не буду. Возвращайся домой и хорошенько подумай об этом. Посоветуйся с философом. Или… – Монтикола снова улыбнулся, показав хорошие зубы. – Или мы могли бы зажечь факелы и сражаться на этом дворе, пока один из нас не умрет. А наши люди были бы свидетелями. Никто из власть имущих не смог бы возразить против этого. Подозреваю, что им это даже понравилось бы.

      – Правда? Какая глупость!

      Монтикола опять улыбнулся:

      – Какой страх. Я могу победить тебя на поле боя. Я могу победить тебя в схватке. У меня два глаза и город на побережье для морской торговли, и у меня не болит тело, когда я слишком долго скачу верхом. Неудивительно, что ты меня ненавидишь, д’Акорси.

      Теперь пришла очередь второго мужчины улыбнуться.

      – У меня столько причин презирать тебя и твою семью. Начать с твоей убитой тетки? Потом твоя собственная, бедная, мертвая, неудобная