Легенда северной Пустоши. Maria Kowalsky

состояние каждого стражника, и судя по ней, все живы и здоровы. Вот только куда-то пропали.

      – Странно все это, – проговорил Роун, размышляя, стоит ли послать весточку командованию, или сначала поискать ответы самому. В камерах спали заключенные; кое-кто смотрел на незваного гостя с затаенной злобой и не отвечал на вопросы.

      В конце концов Роун дошел до камеры, в которой стоял южанин. Тот заинтересованно приподнял бровь:

      – Все-таки решился?

      – Куда все подевались? – спросил Роун. Южанин пожал плечами, и в этом движении сквозило равнодушие:

      – Понятия не имею. Нет привычки следить за кем-то.

      – Голубая кровь, да? – злобно буркнул Роун. – Ты не мог совсем ничего не видеть. Куда все делись?

      – Откроешь дверь? – буднично поинтересовался южанин. Роун мотнул головой:

      – Еще чего. Так где?..

      – Утомительный ты, – разочарованно протянул заключенный и отвернулся к окну. Роун скрипнул зубами. – Сидеть в этой камере мне неохота, но видишь ли – я не могу выбраться без вреда…

      – Вижу, и мне это нравится.

      – Глупый мальчишка, – с презрительной жалостью сказал южанин. – Ты даже не знаешь, кто я такой.

      – Обнаглевший южанин, которому стоит пару-тройку месяцев посидеть тут и успокоиться.

      – Жаль, но у меня нет столько времени. У меня его вообще почти нет.

      Последние слова заключенный почти прошептал. Роун изо всех сил постарался не выдать любопытства.

      – Заключим соглашение, – решительно заявил южанин, делая шаг к решетке и протягивая руку. Взгляд у него был прямой и ясный. – Выпусти меня, и я не стану оскорблять твое королевство.

      Роун насмешливо фыркнул:

      – А извиняться не собираешься?

      – Я никогда и ни у кого не прошу прощения, – отчеканил южанин, лицо которого закаменело. Роун подал плечами:

      – Ну, как хочешь. Посиди, подумай над своим поведением, а я пойду.

      Он почти дошел до поворота коридора, как донесся негромкий голос заключенного:

      – Если я не попаду за реку в течение часа, то Вангейту не поздоровится. И это будет на твоей совести, юный принц.

      Роун медленно обернулся, вскипая. Южанин выглядел холодным, но что-то побудило Роуна спросить:

      – Что случится, если ты не сможешь?

      – Магия выйдет из русла, – почти рассеянным тоном отозвался заключенный. Роун недоверчиво прищурился:

      – Какая магия?

      – Моя магия, дурень! – вспылил южанин. Он вытянул руку вперед. – Знаешь же, что в этой камере нельзя колдовать? – Роун кивнул. – Ну так смотри!

      Над его ладонью вспыхнул огонек, затанцевал, заставив Роуна приоткрыть рот от изумления – и зависти. Потом пришло осознание: южанин запросто пользуется магией там, где ее блокируют стены!

      – Что… да кто ты такой? – Роун выхватил кинжал. Южанин погасил огонь, горько рассмеялся:

      – Теперь понимаешь? Только Пустошь может погасить этот огонь.

      Роун колебался только несколько секунд, прежде чем