Невеста стального магната. Елена Гром

хоть не забрызгал ядом. Он может. Хотя, надо признать, когда смеется, он становится почти красивым.

      – Мне кажется, ты ему нравишься, – Толя. Отлепляется от стены и подходит близко. – Он орет так эмоционально только на тебя.

      – Ты просто давно не был на его занятиях. Там он не только орет, но и кидается стульями.

      – О, Боги, – смеется Толя и проникновенно смотрит мне в глаза. Ну, давай, вот именно сейчас самое время. – Как ты выжила?

      – Мне не привыкать к тирании.

      – Отец, – улыбается он, и вот здесь я не могу соврать.

      – Мужчина.

      – Оу, – поднимает он руку к голове, как обычно делает, но вспоминает про лак и смеется в кулак. – Черт… Я был уверен…

      Уверен, что я девственница. Кто бы сомневался.

      – Это проблема? Теперь ты не ждешь моего «да»?

      – Да, нет, – неловко смеется он, – просто я бы был настойчивее и уже бы ждал другого «да». Нина, послушай…

      – На сцену! Толя! Перед спектаклем в душ. И ручкой поработать. Не хватало, чтобы зрительницы на твой стояк смотрели, а не на сцену.

      – Деликатность – это не ваше, Костя.

      – Да я деликатен как никогда! Иначе бы сказал, что уже собираюсь сварить твои яйца, чтобы ты их к Пермяковой не подкатывал. На сцену я сказал!

      Сцена. Сцена. Сцена. Зритель требует хлеба и зрелищ. А мне хочется стать достойной их внимания. Но эта роль…

      Я не хотела ее. Уж слишком мне близка героиня. Я чувствую ее терзания. Боль. Страх.

      Да, со сцены кажется, что я вжилась в эту роль, с первого раза понимаю поставленные режиссером задачи. Только вот… Это не игра. Я и есть бесприданница. Оскверненная и убитая. Самое легкое в этой роли умирать. Быть подстреленной тем, кому я не досталась. Тем, кого опозорила своим выбором мужчины.

      Тем, что стала предметом жребия.

      И только падая в нишу в сцене, имитирующую воду, мне кажется, я бы могла побороться. Чуть вильнуть в сторону. Не дать себя убить и прыгнуть в реку сама. Уплыть и действительно начать жить с нуля.

      Наверное, потому что в отличие от героини я даю себе шанс отмыться от ментальной грязи. В отличие от героини я хочу жить.

      Зал взрывается аплодисментами и я, лежа на матах, в темноте, улыбаюсь. Реву, что в первый раз в жизни я сделала что–то по–настоящему достойное.

      Чувствую на запястье захват и дергаюсь.

      – Пока никто не слышит, я скажу, – в темноте голос Шолохова звучит горячим шоколадом. – Ты эту роль как будто через себя пропустила. Просто неподражаемо.

      – Пока никто не слышит, я скажу. Вы – великолепный учитель.

      Его пальцы на этих словах сжимаются крепче, стискивая кожу. Но в следующий миг он вытягивает меня из–под сцены, бросает последний взгляд и пропускает вперед. Чтобы я поднялась на общий поклон.

      И там, в шуме оваций и слепящем свете прожектора я вижу силуэты. Мама, папа, Женя. Такая же разгильдяйка, но мужиков не таскает, за что ей моя благодарность и стряпня.

      И ощущая смутное волнение, бегаю глазами по залу, чтобы уловить еще один силуэт. Но глупости.

      Такому