Ветвь Долгорукого. Николай Ильинский

их встретил черный пес, который сначала рычал, увидев незнакомца, пахнущего совсем не так, как хозяева, а потом стал дружелюбно махать хвостом, загнутым кверху колечком: ничего, мол, поживем – подружимся. Тамир открыл дощатую дверь сарая, а Ян затолкал внутрь Олексу, хлопнул дверью и подпер дверь металлическим ломом, поскольку задвижек не было. А разбойники-сельджуки, вполне довольные продажей молодого пленника, вышли из поселка и двинулись в сторону Рамаллы. Хотя веревочные петли с Пантэраса и Десимуса были сняты, но руки их по-прежнему были связаны за спиной. Снова окольными путями непроданных пленников повели дальше.

      В сарае Олекса, примостившись в уголке и, нащупав под собой пучок сухой травы, пахнущей не скошенным сеном, как это бывало на лугах, раскинутых зелеными коврами вдоль крутых берегов Десны, в воды которой, особенно в тихую погоду, гляделся золотыми куполами храмов Новгород-Северский, а резким, но вполне приятным запахом незнакомых цветов. Несмотря на молодость, Олекса сильно устал, идя по дорогам Палестины, ломило в сине, болели суставы ног и рук, дрожало все тело. И он уснул. Незаметно пролетели вечер, ночь, а ранним утром скрипнула дверь сарая, и сноп солнечного света ударил в противоположную от двери каменную стену, сложенную, как заметил Олекса, из грубо отесанных камней. Вошел Ян и строго сказал:

      – Кум[31]!

      Но, видя, что Олекса недоуменно смотрит на стену, озаренную солнечным лучом, резким движением руки показал, что надо встать. Олекса встал, отряхнулся, потер кулаками заспанные глаза и вышел вслед за Яном во двор. Там его встретил Адинай, Тамир и другие незнакомые люди. Это были мужчины разных возрастов, которых Олекса, кажется, вчера видел, когда его привели сюда разбойники. На головах одних возвышались тюрбаны, у других пестрели повязки из обычных платков, у третьих сидящие на самой макушке круглые черные шапочки – ермолки.

      – Бокэр тов[32]! – сказал Адинай Олексе, который догадался, что это приветствие и поклонился так, как он кланялся, встречаясь утром с отцом и матерью. – Легхоль[33], – показал хозяин на разостланную прямо на земле тряпку, на которой стояла посуда с пищей и водой.

      Делать нечего, с хозяином не поспоришь, и Олекса уселся на земле и стал кушать. Ел творог, другие незнакомые ему блюда: неважно, что незнакомые, лишь бы не отняли, пока он не утолил голод, жевал южные фрукты, название которым не знал и на вкус не пробовал. Люди смотрели на него молча, одни с состраданием – как проголодался бедолага, другие усмехались, видя, как он жадно хватает руками и глотает то, что лежало на подносе.

      Адинай, одетый в кафтан серого цвета, подпоясанный широким кожаным поясом, украшенным медными наклепками, с привязанной к нему увесистой сумкой-кошельком, радостно улыбался и говорил собравшимся, что ему посчастливилось: ему помог сам элохим Яхве купить у проходящих мимо работорговцев хорошего раба.

      – И недорого! – радовался он, а Олексе с гордостью сказал: – Хозак[34]! – Потом указал на еще одно блюдо: – Дат…

31

Кум – встань (евр.).

32

Бокэр тов – доброе утро (евр.).

33

Легхоль – кушать (евр.).

34

Хозак – сильный (евр.).