Секреты леди. Анна Бартон

объектом болезненного любопытства или, хуже того, сочувствия.

      – Мы понимаем друг друга, мисс Ханикот?

      – Лично я понимаю, что вы не считаете меня достойной матримониального интереса лорда Билтмора.

      – И готовы отклонить его внимание?

      – Не могу сказать ни да ни нет. Чтобы обдумать требование, необходимо время.

      – На вакантное место вы с легкостью найдете другого богатого аристократа. – Граф всего лишь хотел подчеркнуть положительную сторону вопроса, однако презрительный прищур голубых глаз и сжатые кулачки красноречиво объяснили, что благородное намерение было воспринято ошибочно и не получило достойной оценки.

      – Наверное, вы удивитесь, милорд, узнав, что я не рассматриваю джентльменов в качестве взаимозаменяемых предметов.

      – Значит, вы к нему неравнодушны? – Неудобная мысль ни разу не приходила в голову, а нога, черт возьми, болела все сильнее и сильнее, как будто невидимый враг прижигал мышцы раскаленной кочергой.

      Мисс Ханикот слегка нахмурилась; на лбу, как раз над левым глазом, появилась крохотная ямочка.

      – Не знаю. Мы друзья. Возможно…

      – В таком случае договорились. Вы дадите ему мягкую и деликатную отставку, а я ни слова не пророню о портрете.

      Из коридора донеслось пение. Фальшивое. Сестры Шербурн предупреждали о своем возвращении.

      – Очень рад, что нам все-таки удалось достичь соглашения.

      Хотелось бы услышать подтверждение сделки, однако мисс Ханикот посмотрела недоуменно.

      – И все же, почему вы так уверены, что на портрете изображена именно я?

      Графу и в голову не пришло солгать. О чем угодно, только не об этом.

      – Вы излучаете свет.

      – Прошу прощения?

      – И на картине, и в жизни вы сияете.

      Утверждение безоговорочно соответствовало правде. Ни одно живое существо не светилось подобно мисс Ханикот, и дело было вовсе не в пышных светлых волосах, не в прозрачной коже и даже не в ярко-голубых глазах. Свет струился изнутри и заставлял с болью осознавать, каким холодным, сырым, темным окопом была жизнь графа Фоксберна.

      Розовые губки приоткрылись, как будто она… что? Удивилась, обиделась, растрогалась? В любом случае следовало немедленно уйти. Граф вежливо кивнул и направился восвояси, всеми силами стараясь заставить больную ногу двигаться естественно, а не стучать по полу безжизненной деревяшкой.

      – Лорд Фоксберн.

      Проклятие! Дверь была уже совсем близко. Бенджамин остановился, повернулся и вопросительно вскинул бровь.

      – Хотелось бы уточнить. – Мисс Ханикот медленно подошла, и сердце взволнованно зачастило. Странно, с чего бы это? – Где вы видели картину? – Она словно спохватилась и добавила: – Портрет, который считаете моим.

      – Не беспокойтесь, он находится в частной коллекции.

      – И в чьей же?

      – В моей.

      Ответом послужил неясный звук, похожий одновременно и на вздох, и на стон.

      – Всего