Кара Клио. Лера Леонтьева

лет назад. – Как бы входя в образ, Валентина Ивановна слегка встряхнула головой, изящно выставила ножку в «лодочке» и с хитрым прищуром посмотрела на меня. Дело происходило в городском музее, в котором готовилась выставка творчества «шестидесятников». «Бабушка» обвела рукой витрины с черно-белыми фотографиями, «слепыми» копиями самиздатовсокго творчества, рукописными нотами и мечтательно продолжила:

      – Это ведь все и обо мне тоже. Я – частичка той жизни, винтик нашей истории. Это я до хрипоты спорила о преимуществах фолка над кантри, поэзии над прозой. Это моими кумирами были Хемингуэй, Ремарк, Селинджер. Я сравнивала себя с их героями и находила много общего, прежде всего – разочарование от утраты идеалов. Это я открыла для себя Булгакова с его вечным Мастером. У меня до сих пор на антресолях хранятся зачитанные до дыр журналы «Иностранки» и «Нового мира». Не все могла купить и тогда записывалась в очередь в библиотеку и ждала, иногда месяцами.

      Она всмотрелась в одну групповую фотографию праздничной толпы и с усмешкой закончила:

      – А еще женщины стали носить брюки, и это была, пожалуй, единственная частичка моды, которой я не поддалась.

      Я слушала «бабушку», а перед глазами проплывали черно-белые телефильмы моего детства. Где героини в платьях-мини с шикарными прическами задумчиво курят и хмурятся. А герои в белых рубашках с закатанными рукавами нежно обнимают за плечи героинь и шепчут им на ушко загадочные слова, и пристально смотрят в глаза. И музыка – тревожная и волнующая. Как губку, впитывала я флюиды свободы, стиля, интеллигентности. А то, что киношные герои искали справедливость и спорили о счастье, только добавляло шарма и желания быть, как они. Именно по ним я выстраивала свою жизненную программу. Темное зло и белое добро. Все правильно, так и должно быть в жизни. И я страстно желала стать частью манящего огнями взрослого мира. Где-то там, в гуще важных событий, в центре главных дел видела я свое будущее. Среди красавиц-женщин и надежных мужчин. С того времени жизнь превратилась в ожидание большого праздника.

      – А еще модно было бунтовать, – продолжала делиться прошлым «бабушка», остановившись перед стендом с суровыми листками судебных приговоров. – Но в дозволенных рамках и для узкого круга. – При этих словах она как-то горько усмехнулась. – Нас это устраивало. И весело, и не страшно. Была у нас веселая кампания друзей из творческих кругов. Сообща придумали такую серьезную антиобщественную акцию – колядование. Сколотили агитбригаду из неженатых и незамужних, все по правилам. Сшили костюмы по эскизам, присланным знакомыми из Канады в посылке с кленовым сиропом и виски, разучили «Щедрика» и пошли колядовать по квартирам городской профессуры и театральной элиты. Встречали везде радушно.  Хозяева щедро одаривали – в основном напитками и закуской. Уже на обратном пути нашу ярко одетую группу с палкой, украшенной засушенными колосьями и ветками калины, остановила бдительна милиция за нарушение общественного порядка. Повели в участок, проверили документы, – все хулиганы