Возвращение пираньи. Александр Бушков

– что его, уточню, уже не особенно удручало, поскольку перед повешением он был выброшен возмущенными жителями столицы из окна четвертого этажа – к сожалению, не установлено доподлинно, которое это окно, есть четыре версии…

      Оказалось, загадочная сеньорита Карреас, русская на три четверти, живет совсем неподалеку от «Трес Крусес» – Мазур уже узнавал окрестности отеля. Снаружи старинный дом выглядел не особенно презентабельно, но подъезд оказался снабжен современнейшим домофоном. После коротких переговоров Авилы с кем-то, отвечавшим по-испански довольно неприятным женским голосом, дверь распахнулась, и они оказались на вполне современной лестнице, мраморной, покрытой ковром с индейскими узорами, украшенной стеклянными вазочками со свежими цветами. Только для того, чтобы поддерживать здесь марафет, денежки требовались немалые – это понял даже Мазур. Ага, и кондиционер наличествует, положительно, старик не врал насчет социального статуса сеньориты – если только сам не оплачивает эту роскошь.

      Дверь открыла горничная в классическом наряде: черное платье, белая кружевная наколка, белый передничек – судя по лицу, чоло, лет тридцать и довольно симпатичная, вот только голос неприятный, хоть и почтительный. Конечно, именно она и отвечала по домофону.

      – Сеньорита вскоре вернется, – сказал, выслушав ее, Авила и, ничуть не смущенный отсутствием хозяйки, уверенно прошел в холл, на ходу передав горничной шляпу. – Прошу вас, господа.

      В голове у Мазура крутился отрывок из какого-то старого учебника по этикету: «Джентльмен сначала передает прислуге трость, потом цилиндр, и только после этого снимает перчатки». А может, наоборот, цилиндр предшествует трости. Слава богу, у него не было ни трости, ни перчаток. Насколько мог непринужденнее, подал шляпу метиске и двинулся вслед за стариком.

      Решительно, версию о секретарше-содержаночке следовало вы отбросить. Хотя Мазур и не был искушен в светской жизни, но чутьем понимал, что эта огромная квартира с высоченными потолками и великолепной старинной мебелью, перемежавшейся с более современными достижениями цивилизации, гораздо больше походит не на съемное любовное гнездышко, а на фамильную резиденцию.

      В комнате, куда их провел Авила, Мазур надолго прикипел к коллекции старинного оружия, занимавшей всю стену. Там было не меньше дюжины морских офицерских шпаг времен Боливара, кирасирские палаши восемнадцатого века, парочка алебард, мечи времен конкисты… да чего там только не было.

      – Давнее увлечение сеньориты, – пояснил Авила. – Опять-таки современные веяния, но, по крайней мере, гораздо более безобидные нежели экстравагантности внучки одного моего старого друга… не буду называть имен. Эта юная особа поместила в своих покоях три своих портрета в обнаженном виде и мраморную статую в том же стиле, а шокированным родственникам заявила, что всего лишь подражала Полине Бонапарт…

      – Ты сюда посмотри, – тихонько сказал Кацуба.

      С огромной фотографии на Мазура